Путь учёного. Николай Семёнович Гордиенко

1 Санкт-Петербург — город многих народов, народностей и город многих вер. Нам, петербуржцам, ленинградцам, посчастливилось: в городе на Неве проживает более ста двадцати национальностей, сосредоточено много вероисповеданий — своего рода религиозное ожерелье северной столицы.

2 Православных, составляющих большинство верующих, дополняют католики, протестанты различных направлений, мусульмане, иудеи, буддисты и другие. Сотни храмов и молитвенных домов посещают тысячи верующих. Веротерпимость нерасторжимо связана с историей города с основания до наших дней.

3 Общество «Знание» всегда доносило правдивые сведения о жизни города и страны. Ныне многопрофильная просветительская организация, возглавляемая доктором экономических наук, профессором С. М. Климовым, продолжает эту работу.

4 Ставя основной целью деятельности доведение правдивой, достоверной информации о религиозной обстановке в городе до широкой общественности, Научно-методический совет по религиоведению как профильное подразделение общества «Знание» продолжает следовать принципу научной объективности.

5 Книга, предложенная вашему вниманию, представляет собой первое описание деятельности НМС. Часть материалов издания посвящена памяти Почётного председателя, доктора философских наук, профессора Н. С. Гордиенко, внёсшего большой вклад в религиоведческую науку.

6 Благодаря любезно откликнувшемуся на наше предложение издательству книжка богато иллюстрирована фотографиями. Одновременно с печатным изданием выпускается более объёмная, богатая фотоматериалами электронная версия на DVD-диске.

7 Выражаю благодарность Василию Михайловичу Калину, без доброго, интеллигентного отношения которого издание не смогло бы выйти в свет.

8 Научно-методический совет по религиоведению благодарит за участие в подготовке и издании данной работы всех, кто своей помощью продвигал выпуск книги.

1 Николай Семёнович Гордиенко по праву может быть назван видным отечественным учёным, заслуженно снискавшим научный авторитет в области религиоведения и оставившим по себе добрую память у многих знавших его людей — как нерелигиозных, так и верующих.

2 У него было немало официальных и вполне заслуженных статусов: почётный профессор Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, председатель университетского Совета по направлению «Человек, среда, общество» (с 1972 г.), руководитель научно-педагогической школы «Роль религии в современном обществе» в Ленинградском государственном университете им. А. С. Пушкина, член редакционного совета серии «Философия» научного журнала «Вестник Ленинградского государственного университета имени А. С. Пушкина», председатель Научно-методического совета по религиоведению общества «Знание» Санкт-Петербурга и Ленинградской области, ведущий научный сотрудник Государственного музея истории религии, председатель Санкт-Петербургского городского отделения Российского объединения исследователей религии, действительный член Международной академии информатизации (с 1996 г.), член трёх докторских диссертационных советов.

3 Н. С. Гордиенко был награждён медалями: «За освоение целинных земель» (1958), «В память 250-летия Ленинграда» (1958), «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина» (1970), «В память 300-летия Санкт-Петербурга» (2004), а также значком «Отличник просвещения СССР» и знаком «За активную работу» Всесоюзного общества «Знание» (1975).

4 При всех этих званиях и отличиях он был человек открытый, доступный для общения и очень доброжелательный ко всем, кто к нему обращался. Таким он был с детства, таким прошёл весь свой жизненный путь.

5 Николай Семёнович родился 25 января 1929 г. в селе Андреевка Кегичёвского района Харьковской области, в крестьянской семье. Детство не было безмятежным, по воспоминаниям, жили не очень-то сытно, из села были вынуждены перебраться в город, всегда были трудности с заработками. Но учился в школе охотно, пристрастился к чтению. А потом — война. Двенадцатилетний подросток не захотел оставаться в оккупации и ушёл из дома вслед за отступавшей армией. Был под бомбёжками, добрался с эвакуировавшимися до Каспия, оказался в Ташкенте. Затем начались скитания по детским приёмникам и детдомам: Казахстан, Урал. И везде, хоть урывками, старался учиться. После освобождения Донбасса смог вернуться домой, работал помощником комбайнёра и доучивался в школе, которую окончил, заслужив золотую медаль (но медаль по разнарядке школе не выдали, тогда ему снизили одну оценку с 5 до 4, и остался он без этой награды).

6 В 1948 г. Николай Гордиенко приехал в Ленинград и с первой попытки поступил на философский факультет Ленинградского государственного университета. Учился только на отлично. Успевал при этом заниматься спортом (самбо), бальными танцами, много читал. В 1953 г. он с отличием окончил философский факультет, защитив дипломную работу на тему: «Вопрос о соотношении дедукции и индукции в русской логике второй половины XIX века». В 1954 г. вступил кандидатом, а в 1955 г. стал членом КПСС. По окончании университета в 1953–1957 гг. работал в одной из ленинградских средних школ учителем, преподавал историю Древнего мира и Средних веков, логику. Одновременно трудился над диссертацией «Философские и логические взгляды А. И. Галича» на соискание учёной степени кандидата философских наук, которую защитил в Ленинградском университете в 1956 г.

7 А дальше началось его движение по стезе преподавателя высшей школы и исследователя в области научного изучения религии. В 1957–1967 гг. он преподавал философию и этику в Ленинградском санитарно-гигиеническом медицинском институте, пройдя там путь ассистента, старшего преподавателя (1960 г.), доцента (звание было получено в 1963 г.). С 1967 г. он надолго связал свою деятельность с Ленинградским государственным педагогическим институтом (ныне Российский государственный педагогический университет) им. А. И. Герцена. Там он работал доцентом кафедры научного атеизма, этики и эстетики, а с 1971 г. стал заведующим этой кафедрой (в 1990 г. преобразованной в кафедру истории религии и атеизма) и трудился в этом качестве до 1996 г.

8 В 1970 г. Н. С. Гордиенко защитил докторскую диссертацию «Идеология современного православия», в следующем году получил диплом доктора философских наук, а в 1972 г. — учёное звание профессора.

9 С 1996 г. он — профессор кафедры религиоведения факультета социальных наук РГПУ им. А. И. Герцена, а в 1997 г. удостоился звания Почётного профессора этого университета.

10 Основные научные работы Н. С. Гордиенко посвящены философским проблемам изучения религии и истории православия. За свою длительную творческую деятельность он опубликовал более 300 научных, научно-методических и популярных трудов. Среди них такие известные монографические исследования, как «Современное православие» (1968), «Современный экуменизм» (1972, 1976 на чешском языке), «Православные святые: кто они?» (1979), «Мистика на службе современного русского православия» (1981, 1983 на украинском языке), «Атеизм и религия в современной борьбе идей» (1982), «Крещение Руси: факты против легенд и мифов» (1984), «Введение христианства на Руси» (1987), учебник «Основы научного атеизма» (вышел на 15 языках народов СССР), «Современное русское православие» (1987, 1990 на японском языке), «Новые православные святые» (1991), «Российские Свидетели Иеговы: история и современность» (2000, 2002), а также многие другие научные и учебно-образовательные публикации (в том числе на английском, немецком, итальянском языках).

11 Николай Семёнович Гордиенко подготовил 15 докторов и 40 кандидатов наук. Под его научным руководством по существу сформировалось одно из направлений религиоведческого исследования дореволюционного, советского и постсоветского этапов эволюции русского православия. Как авторитетный специалист по истории и современному состоянию православия Н. С. Гордиенко получил известность у всех, интересующихся религиоведением.

12 Не всё в его подходах и суждениях безукоризненно и не всё принимается без возражений в учёной среде — на то и научный процесс, чтобы не застывать на однажды найденном и не зацикливаться на одной и той же аргументации, которая со временем может потерять былую убедительность. Но достоинство и мужество учёного в том, чтобы, не отказываясь от своих убеждений, быть восприимчивым к новым ракурсам взгляда на исследуемый предмет. Николай Семёнович, безусловно, принадлежит к таким достойным учёным, способным адекватно понимать новые явления и применять новые подходы. В то же время, какими бы ни были меняющиеся обстоятельства российской жизни, Гордиенко всегда сохранял устойчивость своего мировоззрения и научных позиций, не подлаживался под «веяния времени».

13 В постсоветский период он не замкнулся на образах прошлого, а очень активно жил настоящим и думал о будущем. Трудно даже просто перечислить все те конференции, семинары, круглые столы, фестивали, открытые лекции и тому подобное, где звучал его уверенный голос, чётко расставлявший акценты и дававший оценки событиям в религиозной жизни нашего общества.

14 Доводилось ему выступать и в качестве эксперта-религиоведа на судебных процессах, где возникали коллизии вокруг религиозной свободы российских граждан и где он очень убедительно отстаивал эту свободу. Так, в частности, он поступал при проведении религиоведческой экспертизы учения и деятельности религиозных организаций российских Свидетелей Иеговы и Церкви Саентологии. И при этом продолжал публиковать научные работы. Лейтмотивом многих из них стала тема свободы совести, проблематичная в нашей стране ещё в советские годы, а теперь по-новому злободневно зазвучавшая в текущей ситуации вокруг религии в Российской Федерации. Гордиенко, можно сказать, бесстрашно встал на защиту так называемых религиозных меньшинств, свидетельствуя о том, что за ущемлением чьей-то религиозной свободы таится угроза и всем другим свободам демократического общества.

15 Биография Николая Семёновича Гордиенко — это история порядочного, трудолюбивого, талантливого человека, нашедшего достойное место в науке и с честью прошедшего жизнь учёного и гражданина.

1 Так уж сложилось, что точного количественного учёта всех своих публикаций, научных и популярных, Николай Семёнович не вёл. Из того, что можно установить по перечням, имеющимся в его домашнем архиве, общее число опубликованных статей, тезисов, методических разработок достигает 300. Главные научные результаты своих исследований Н. С. Гордиенко публиковал в книгах, выходивших в известных отечественных издательствах («Наука», «Мысль», «Лениздат» и др.), а также изложил их в ряде брошюр, изданных обществом «Знание». Некоторые его труды, книги и статьи выходили и на иностранных языках.

2 Ниже приводится избранная библиография произведений Николая Семёновича Гордиенко, в которую включены некоторые его книги и брошюры, в том числе написанные в соавторстве (в скобках указаны годы переиздания и соавторы).

3   (1) Философские и логические взгляды А. И. Галича: Автореф. дис. … канд. филос. наук. Л.: Изд-во ЛГУ, 1956.

4   (2) О манерах хорошего тона. М., 1958.

5   (3) Современное православие и его идеология. М.: Изд-во АН СССР, 1963 (соавторы: В. И. Носович, Л. Р Харахоркин).

6   (4) Современное православие. М.: Мысль, 1968.

7   (5) Идеология современного православия. (Критический анализ модернистских тенденций в современном православии): Автореф. дис. … д-ра филос. наук. Минск: Изд-во БГУ им. В. И. Ленина, 1969.

8   (6) Старое и новое в современном православии. Л.: Общество «Знание» РСФСР. ЛО, 1972.

9   (7) Современный экуменизм. Движение за единство христианских церквей. М.: Наука, 1972 (Прага, 1976 — на чешском языке).

10   (8) Критика новых тенденций современного православия. Л.: Общество «Знание» РСФСР. ЛО, 1974.

11   (9) Политиканы от религии. Правда о «русской зарубежной церкви». М.: Мысль, 1975 (соавторы: П. М. Комаров, П. К. Курочкин).

12   (10) Чему учат с амвона. Л.: Лениздат, 1975.

13   (11) Особенности модернизации современного русского православия. М.: Знание, 1978 (соавтор: П. К. Курочкин).

14   (12) Православные святые: кто они? Л.: Лениздат, 1979 (Киев, 1983 — на украинском языке).

15   (13) Современная идеологическая борьба и религия. М.: Знание, 1980 (соавтор: М. П. Новиков).

16   (14) Эволюция современного православия. М.: Знание, 1980.

17   (15) Мистика на службе современного православия. М.: Знание, 1981 (Киев, 1983 — на украинском языке).

18   (16) Атеизм и религия в современной борьбе идей: Критика клерикального антикоммунизма. Л.: Лениздат, 1982.

19   (17) Современное русское православие. Л.: Лениздат, 1987 (1988; Токио, 1990 — на японском языке).

20   (18) Мировоззренческая оценка процесса христианизации Древней Руси. М.: Общество «Знание» РСФСР, 1984.

21   (19) Эволюция русского православия (20–80 годы XX столетия). М.: Общество «Знание» РСФСР, 1984.

22   (20) «Крещение Руси»: факты против легенд и мифов: полемические заметки. Л.: Лениздат, 1984 (1986).

23   (21) Введение христианства на Руси: домыслы буржуазно-клерикальной пропаганды. М.: Общество «Знание» РСФСР, 1987.

24   (22) Основы научного атеизма: Учебное пособие для педагогических институтов. М.: Просвещение, 1988.

25   (23) Как сформировался культ блаженной Ксении. Л.: Общество «Знание» РСФСР. ЛО, 1989.

26   (24) Кто такой Иоанн Кронштадтский. СПб.: Общество «Знание» РСФСР. ЛО, 1991.

27   (25) Новые православные святые. Киев: Украіна, 1991.

28   (26) Основы религиоведения: Учебное пособие. СПб.: ЛГОУ им. А. С. Пушкина, 1994 (1997; 2005; Екатеринбург, 2006).

29   (27) Сущность религии и её исторические формы: Пособие для преподавателей. СПб.: Веды, 1995 (1996).

30   (28) Национальные религии: Пособие для преподавателей. СПб.: Веды, 1995 (1996).

31   (29) Новые религиозные культы: Бахаизм: Религия в системе духовной культуры: Пособие для преподавателей. СПб.: Веды, 1995 (1996).

32   (30) Российские Свидетели Иеговы: история и современность. СПб.: АООТ «Типография Правда», 2000 (2002 — 2-е изд., испр.).

33   (31) Религиоведение: Учебно-методический комплекс. СПб.: Изд-во ИВЭСЭП, 2010.

2   — 60 лет назад, в уже далёком 1948 году Вы поступили на философский факультет в то время ещё Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова. Как бы Вы определили дух факультета тех лет?

3     — Когда я начал учёбу на философском факультете, это был совсем молодой, существовавший только два года факультет. Студенчество состояло из трёх групп: демобилизованных солдат и офицеров, выпускников городских школ и провинциалов со всех концов Советского Союза. Я относился к последней: приехал из небольшого рабочего посёлка тогда ещё Сталинской области (сейчас — Донецкая), где закончил украинскую среднюю школу. Однако очень быстро эти группы слились в единый студенческий коллектив, образовав сплав школьно-юношеского энтузиазма и армейской упорядоченности.

4   — В 1948 году Вам было всего 19 лет. Как тогда виделось будущее выпускника философского факультета?

5     — Поступая, мы не очень-то знали, где и кем будем работать: полагали, что, скорее всего, в школах и партийно-комсомольских структурах. Но к третьему курсу перспектива существенно расширилась: во всех вузах было введено преподавание диалектического и исторического материализма, открылись философские кафедры, появилась возможность поступления в аспирантуру…

6   — Очевидно, Вы выбрали аспирантуру?

7     — Аспирантура как возможность продолжить научные занятия была привлекательной для многих, но число мест было ограничено. Поэтому многие выпускники 1953 года начали свою преподавательскую деятельность всё же со школы. В частности, я два первых года преподавал логику и психологию в 9–10 классах одной из ленинградских школ, а последующие два — там же историю Древнего мира и Средних веков в 5–6 классах. В школе мне было легко и интересно, а главное, оставалось время для научной работы и самостоятельной подготовки кандидатской диссертации.

8   — Уже тогда возник интерес к религиоведческой проблематике?

9     — Нет, это будет, но почти десять лет спустя, когда обязательным в вузах станет курс научного атеизма. Курс был новый, неразработанный, и давали его читать молодым, предоставляя, таким образом, простор для творческого поиска. Так определился мой интерес к истории религии и, в частности, к православию.

10 А в начале 1950-х я занимался логикой (и специализировался я на кафедре логики). Уже тогда понимал (и сейчас в этом уверен) необходимость изучения истории любой проблемы, если хочешь в ней разобраться. Так я начал работать над историей отечественной логической мысли. И открыл для себя интереснейшего русского мыслителя Александра Ивановича Галича, чьи логические изыскания были тогда практически неизвестны. «Философские и логические взгляды А. И. Галича» — так называлась моя кандидатская диссертация, успешно защищённая в 1956 году. Став кандидатом философских наук, с 1957 года я начал работать в высшей школе, на кафедре философии Ленинградского санитарно-гигиенического института, где за десять лет прошёл путь от ассистента и старшего преподавателя до доцента.

11   — Если я правильно поняла, путь в науку не был простым. Не каждый, оказавшись вне стен университета, найдёт в себе силы в течение трёх лет написать диссертацию, для многих этот процесс растягивается на долгие годы. Можно ли говорить о каком-то знаковом событии или встрече, многое определившей в Вашей жизни?

12     — Да. Такая встреча была — встреча с будущей (а с 1951 года — настоящей) женой — студенткой математико-механического факультета ЛГУ. Произошла она в школе бальных танцев, куда мы оба попали случайно, но, как мы убедились, случайность действительно оказалась всего лишь формой проявления и дополнения необходимости, которая действует без малого шестьдесят лет.

13   — Николай Семёнович, Вы в высшей школе уже более полувека. Поколения студентов сменяли на Ваших глазах друг друга. Если сравнивать поколение 50–60-х и современное студенчество, различия огромные, но всё-таки есть преемственность, традиции?

14     — Студент — это молодость, это огромная энергия, требующая достойного выхода, который раньше было легче найти как в материальной среде, так и в духовной. Сейчас многим студентам не до духовности: нужно зарабатывать деньги, поскольку за всё приходится платить, а платёжеспособные родители есть далеко не у всех.

15   — В связи с разговором о духовности или, правильнее, о бездуховности современной молодёжи хочу спросить, как Вы оцениваете попытки внедрения в общеобразовательную систему курса «Основы православной культуры», за что православные активисты бились все последние годы?

16     — Курс «Основы православной культуры», который на самом деле замыслен как курс катехизации — обучения учащихся основам православного вероучения и обрядности, по существующему законодательству РФ не может стать обязательным учебным предметом в государственной школе. А если законодательство изменят и из него уберут понятия «отделение религиозных объединений от государства» и «светский характер образования в государственных учебных заведениях», то могут ввести в качестве обязательного предмета, от чего пострадает прежде всего сама Русская православная церковь. Во-первых, поднимется волна протестов против столь явной привилегии Русской православной церкви вопреки статье о равенстве всех религиозных организаций перед законом, что усилит напряжённость во взаимоотношениях между православными и представителями других конфессий. Во-вторых, этот курс так резко контрастирует со всей системой знаний, дающихся школой, что он станет стимулировать у учащихся не религиозные, а атеистические убеждения, как это имело место в школе дореволюционной России.

17   — Обсуждался вопрос о появлении новой образовательной области «Духовно-нравственная культура» (предполагающей несколько иную модель обучения религиозным предметам), которая, по заверениям некоторых иерархов, должна стать частью нового поколения школьных стандартов. Как Вы относитесь к сближению таких понятий, как «духовность» и «религиозность»? Многие сегодня не без влияния средств массовой информации полагают, что вне религиозности нет духовности, и связывают с православной культурой особую духовность, якобы присущую русскому народу.

18     — Что касается сближения понятий «духовность» и «религиозность» (а тем более их отождествления), практикуемого главным образом публицистами, как церковными, так и светскими, то мы имеем дело либо с невежеством, либо с подлогом.

19 Духовность — это интеллектуальный, моральный, эстетический, религиозный, правовой и политический потенциал человека и человечества в целом. Реализация этого потенциала называется духовной жизнью, а его материализация в виде научных открытий, моральных кодексов, правовых норм, художественных произведений, политических доктрин, религиозных учений и церковных структур составляет духовную культуру.

20 Духовным человеком является и искренне, глубоко верующий, и убеждённый сознательный атеист, с той лишь разницей, что первый считает религию доминантой своей духовности, а второй воспринимает её как результат («пережиток прошлого»), от которого человечество пока не в состоянии освободиться по не зависящим от него обстоятельствам. Точно так же и бездуховность есть как среди псевдоверующих, лишь имитирующих религиозность, так и среди псевдоатеистов, поскольку у тех и других духовный потенциал на нуле, хотя и по разным причинам.

21   — Если я Вас правильно поняла, послевоенное поколение отличает высокий духовный потенциал?

22     — Не буду говорить обо всём поколении, скажу о своих сокурсниках. Почти все они со временем (многие, как и я, начинали преподавание в школьных классах) стали вузовскими преподавателями, защитили кандидатские и докторские диссертации и заявили о себе как о серьёзных учёных. Мне кажется, что выпуск 1953 года самый плодовитый в научном отношении, самый многочисленный по числу состоявшихся учёных, существенно обогативших своими достижениями ленинградскую, а теперь уже петербургскую, философскую школу.

23 Последний раз мы собирались вместе в связи с 50-летием окончания университета, а до этого такие встречи были практически каждое пятилетие. Печально об этом говорить, но многих уже нет с нами. Поколение уходит… Но и ушедшие, и живущие внесли весомый вклад в философскую науку. Это мои сокурсники: Владимир Бранский, Андрей Здравомыслов, Светлана Иконникова, Виктор Ильин, Анатолий Кармин, Михаил Корнеев, Борис Парыгин, Леонид Харахоркин.

24   — Советские интеллигенты — люди книжной культуры. В связи с этим вопрос: какие книги для Вас стали определяющими в жизни? Я имею в виду не обязательно философские тексты. Наверное, у каждого есть в жизни какая-то важная книга, герой которой становится идеалом для подражания. Может быть, вопрос даже шире: кто Ваш герой?

25     — Книги я любил и люблю читать, собрал немалую библиотеку, которая норовит вытеснить меня из кабинета. Люблю поэзию, историческую и мемуарную литературу. Самое сильное впечатление осталось у меня от книги А. А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю», автором которой я продолжаю восхищаться. А вообще-то героев была и остаётся целая череда: Павка Корчагин, молодогвардейцы Краснодона, Г. Жуков, Ю. Гагарин, А. Лосев, Ж. Алфёров и др.

26   — Как я думаю, Николай Семёнович, Вас можно назвать библиофилом в самом ёмком смысле этого слова: Вы не только читатель и почитатель книг, но и их писатель. Вами написано более 30 книг. Вероятно, каждая по-своему дорога. Но всё-таки какую из них Вы считаете наиболее значительной?

27     — Уточню. Не более 30, а около 30 книг. Самой значимой из них я считаю «Современное русское православие» (1987). Именно её заметили на книжной выставке в Москве японские издатели, перевели на японский язык и выпустили в 1990 году. Этот перевод, выполненный полиграфически безупречно, я воспринимаю как своеобразный международный сертификат качества и горжусь им даже больше, чем оригиналом.

28   — Наличие у Вас такого международного сертификата провоцирует следующий вопрос. Религия — исторический феномен, тоже подверженный изменениям. Каковы современные тенденции: приведут ли процессы глобализации к становлению новой мировой религии? Может ли общество будущего быть безрелигиозным?

29     — Может ли процесс глобализации всего и вся инициировать появление новой мировой религии — четвёртой по счёту после буддизма (возник в VI в. до н.э.), христианства (I в. н.э.) и ислама (VII в. н.э.)? Полагаю, что может. Уже сейчас есть религиозные образования, претендующие на статус мировых религий и публично декларирующие такие претензии. Это бахаизм — ответвление от ислама, зародившееся в середине XIX в. в Персии, а к настоящему времени вышедшее на мировой уровень. Те же претензии у Церкви Объединения, созданной и возглавляемой Муном, у сайентологов.

30 Действительно, они по-новому постулируют важнейшие положения религиозного вероучения, ищут и находят современные обрядовые компоненты, ратуют за союз с наукой. И распространены они, как надлежит мировым религиям, в сотнях стран и территорий. Но в части массовости они безнадёжно уступают существующим мировым религиям: в каждой из них по несколько миллионов приверженцев, тогда как буддистов не меньше 400 миллионов, мусульман — около одного миллиарда, а число христиан превышает полтора миллиарда.

31 Что же касается перспектив религии как таковой, то мне представляется, что безрелигиозным общество, человечество в целом никогда не станет. Альтернатива религии — свободомыслие, высшей формой которого является атеизм с его предельным рационализмом, упованием только на истину, какой бы безжалостной она ни была, отказом от успокаивающих мировоззренческих иллюзий. Жизнь простых людей была, есть и всегда будет трудной, требующей духовной компенсации, в составе которой наверняка останется религия с её мировоззренческой и психотерапевтической функциями. Атеизм так же непосилен для большинства, как высшие достижения науки, нравственный максимализм, творческий экстаз, безупречный художественный вкус и т.п.

32   — Я предлагаю от вопросов мировой религии вернуться к проблемам Русской православной церкви, глубоким знатоком истории которой Вы являетесь. Кампания по выборам патриарха Русской православной церкви близка к завершению. Как Вы думаете, кто станет шестым предстоятелем Русской православной церкви после восстановления патриаршества в 1917 году?

33     — Думаю, Поместный собор (скорее всего, не единогласно) поддержит кандидатуру митрополита Кирилла. С моей точки зрения, избрание его Патриархом — не лучший выбор для Русской православной церкви, пожинающей сегодня плоды свободы в виде разногласий, конфликтов, проникновения в её ряды случайных и ловких лиц, склонных к стяжательству, цинизму и прочим отнюдь не благодетельным деяниям. Ей нужен лидер спокойный, покладистый, характером похожий на кота Леопольда с его призывом «Давайте жить дружно!».

34   — Однако с именем Кирилла связывают перспективы модернизации Русской православной церкви, сближения её с Ватиканом и т.д. Что Вы по этому поводу думаете?

35     — Кирилл властен, крут, категоричен, упорен в своих убеждениях (в том числе и явно ошибочных), амбициозен. Он полон намерений приподнять церковь над светской властью, забывая, подобно патриарху Никону, намеревавшемуся, надо сказать, безуспешно, подмять под себя «тишайшего» Алексея Михайловича, что всё-таки не хвост вертит собакой, а собака хвостом. И верующих, в массе своей не склонных к резким переменам, он растревожит и расстроит, и власть имущим нервы пощекочет.

36 По своему характеру, который он вряд ли поменяет (скорее, даже усугубит), Кирилл — клерикал, фундаменталист в облике либерала-модерниста (закваска его отца духовного — митрополита Никодима (Ротова), пестовавшего его с семинарских лет), не склонный ни к компромиссу, ни к любым проявлениям толерантности. Контакты с Папой Римским у него наверняка будут, но ни к каким переменам во взаимоотношениях Русской православной церкви с католической церковью это не приведёт. Достаточно вспомнить «историческую» встречу в 1956 году Папы Римского Павла VI с Константинопольским патриархом Афинагором, которая оказалась безрезультатной пиаровской акцией.

37   — И ещё один вопрос, связанный с прогнозами. Каковы перспективы, особенно в условиях кризиса и при новом патриархе, реализации принципа отделения религиозных объединений от государства, зафиксированного в российской Конституции? Что Вы можете сказать в этом контексте о принятом законе о госаккредитации духовных школ, который позволит религиозным учебным заведениям выдавать государственные дипломы? О попытках добиться включения в реестр специальностей ВАКа теологии?

38     — Закон о госаккредитации религиозных учебных заведений с выдачей их выпускникам государственных дипломов, конечно, нарушает принцип отделения от государства. Он призван обеспечить этим выпускникам статус лиц со средним или высшим образованием, имеющих право на повышение зарплаты в светском учреждении, где этот статус влияет на уровень заработной платы. Но тогда надо будет вводить в светских учреждениях (например, в гимназиях, колледжах, государственных вузах) должности и ставки для магистров и кандидатов богословия, докторов богословия и церковной истории, которых пока нет и, я думаю, в обозримом будущем не будет. Самой Русской православной церкви, да и другим конфессиям, наличествующим в России, всё это ни к чему.

39 Включения в реестр ВАКа специальности «Теология» добиваются те околоцерковные доброхоты, которые проявляют усердие не по разуму: они не знают, что теология как таковая вне конфессиональной принадлежности не существует. Есть католическая теология, православное богословие, протестантские теологии (лютеранская, кальвинистская, англиканская, баптистская и пр.), исламская теология и др. И каждая из них имеет принципиальные различия. По какой из перечисленных теологии следует вводить специализацию?

40   — Как правило, завершая беседу, актёров спрашивают о несыгранных ролях. И я хочу спросить о неосуществлённых замыслах, о книгах задуманных, но ненаписанных. Есть ли такие?

41     — Я считаю, что мне удалось реализовать все свои возможности и полностью материализовать их в книгах, учебниках и статьях. Как-то на досуге я подсчитал, что вся моя печатная продукция вышла общим тиражом свыше 3,5 миллионов экземпляров (вот тиражи какие были в советское время!), так что у меня есть основание резюмировать сказанное известным афоризмом: «Я сделал, что мог, пусть другие сделают больше».

42   — Какова же формула успеха от Николая Семёновича Гордиенко?

43     — Такая формула есть, и она простая: надо заниматься только любимым делом и не оставлять его, пока позволяют интеллектуальные возможности и физические силы.

44   — Благодарю Вас за интересную беседу.

2 17 июня 2011 г. Н. С. Гордиенко дал интервью Виктории Смолкин-Ротрок^[1], исследовательнице из США, изучающей положение религии и атеизма, образ жизни и обрядность в Советском Союзе периода после Второй мировой войны. В беседе принимал участие М. Ю. Смирнов^[2].

3 Была сделана диктофонная запись интервью; общее время звучания — 2 часа 16 минут. Полная расшифровка интервью составила 14 тысяч слов (90 тысяч знаков). Публикация содержит основную часть этого интервью и примечания (подготовил текст и составил примечания М. Ю. Смирнов).

4   Н. Г.: Вопрос мой вот в чём: чем вызван Ваш интерес к сегодняшней нашей встрече?

5   В. С.-Р.: Я окончила исторический факультет.

6   Н. Г.: Какого университета?

7   В. С.-Р.: Университета Беркли, в Калифорнии. Там у меня было общее образование по европейской истории и диссертация по российской истории.

8   Н. Г.: Уровень Вашей компетентности мне известен, Михаилом Юрьевичем всё доложено. Я конкретно и без задней мысли, как говорится, спрашиваю. Для того чтобы я мог что-то говорить, я должен знать, почему я Вас заинтересовал. Я, в общем-то, не официальное лицо, а всего лишь заслуженный профессор педуниверситета имени Герцена с большим стажем работы и т.д. Но сугубо частное, я бы даже сказал, провинциальное лицо, учитывая, что и наш город славен своей «провинциальной» судьбой, как говаривали раньше. Ну, в общем, Вы поняли…

9   В. С.-Р.: Да. Я постараюсь объяснить, потому что интерес у меня уже очень давний. Когда я изучала советскую историю в университете, было такое понятие, как бы само собой разумеющееся, что здесь тоталитарное общество, что его идеология похожа на религию, и всё обсуждалось именно в этом смысле. Но не было понятно: если идеология существует как религия, то где тогда собственно религия и что случилось с самой религией, с настоящей религией? Я заинтересовалась этим вопросом. Как возможно для идеологии играть роль, эквивалентную религии? Во-первых, как это было, и, во-вторых, что случилось с религией в советское время и какие были соотношения между этой идеологией и религией? Ну и потом я пришла к более конкретным вопросам. Потому что, в конце концов, ведь были люди, которые занимались этими вопросами, которые должны были как-то понимать роль религии в советском социалистическом обществе, в современном обществе.

10 Извините меня, если что-то неправильно грамматически говорю, потому что я не привыкла обсуждать всё это на русском языке, я всё пишу по-английски, так что, если что-то непонятно, просто перебивайте, спрашивайте.

11 Ещё меня заинтересовало то, что тезисы, которыми оперировали советские учёные, во многом сходятся с теми, с которыми работали западные социологи: что в современном обществе идёт секуляризация и это факт жизни, что уменьшается роль религии и в обществе, и на индивидуальном уровне. В этом и западные, и советские социологи были более или менее в согласии. Конечно, на Западе люди могли жалеть, не особенно приветствовать этот факт, но всё равно даже те социологи религии, которые сами принадлежали к каким-то конфессиям и считали себя религиозными людьми, не оспаривали этот факт. Ну и конечно, с советской стороны люди тоже оперировали этими понятиями.

12 Поэтому, когда в постсоветской России начали изучать религию, религиозность, обдумывать (у меня такое впечатление) атеистическое воспитание, его теорию и практику, мне кажется, что само понимание атеизма, религии и того, какую роль они играют в обществе, трансформировалось в очень интересном направлении. Я не знаю, как это точнее выразить. Меня интересует, как это получилось у людей, которые приходили к этой проблематике с позиций, абсолютно противоположных западным. Что случилось на Западе, более или менее понятно. А историю советских социологов религии, людей, которые занимались атеистическим воспитанием, вообще на Западе не знают. И у нас просто предполагают, что это были люди, которые вели репрессивную политику и…

13   Н. Г.: И как из этих чудовищ могли бы, наверное, сформироваться нормальные люди? Ну что же, хотя я дам не совсем, быть может, прямой ответ на вопрос, но не в этом дело. Начну вот с чего. Я был в Америке в 1974 году, один месяц. Вам имя Томас Берндт не попадалось?

14   В. С.-Р.: Нет, мне не попадалось.

15   Н. Г.: Это преподаватель Нью-Йоркского университета, не Колумбийского, а Нью-Йоркского. Я о нём узнал из «Журнала Московской Патриархии», там сообщалось, что приезжала какая-то группа, в том числе Томас Берндт. Он католик, но преподавал в университете православие и творчество Пушкина. Меня это удивило. Когда я попал в Соединённые Штаты Америки по культурному обмену, нам полагался один день пребывания в американской семье. Меня с моим коллегой-философом поместили в семью профессора Нью-Йоркского университета, молодого человека, который недавно женился и провёл свадебное путешествие, плавая по Волге. Когда он нас встречал, у него уже был двухлетний ребёнок, а встречал он нас очень хорошо, песней о Ленинграде «Город над вольной Невой, город нашей славы трудовой». В его компании оказался человек, который представился: «Николай Семёнович, я Вас знаю, я Томас Берндт». Отвечаю: «Я тоже о Вас слышал». И когда я выяснял, чем он там у вас занимается, он сказал, что следующий день может посвятить мне. Он меня сводил в Колумбийский университет, показал, значит, многое там. А самое главное, он меня свозил на 93-ю стрит, туда, где резиденция Русской Зарубежной церкви. И вывел на контакт с митрополитом Филаретом^[3]. Ну, побывали мы там в монастыре, посмотрел я кое-какие материалы, и столкнулся с такой ситуацией. Гид который нас сопровождал, это бывший соотечественник, настроенный недружелюбно к своей бывшей стране. Но, как гид, безупречно проводивший всё, меня и моего коллегу предупредил, что мы вас «внедрим», конечно, в семью, где вас примут, только не говорите никому, что вы атеист. Да ещё заведуете кафедрой. А я заведовал кафедрой научного атеизма, этики и эстетики в течение двадцати пяти лет, здесь, в этом педагогическом университете.

16 Так вот, из разговоров с американцами выяснилось, что именно им кажется вообще-то странным. Говорят мне: «Когда беседуешь с людьми из вашей страны, создаётся впечатление нормальных людей, но как Вам это удаётся, минуя религию? Ведь Достоевский, Ваш же Достоевский сказал, что если Бога нет, то всё дозволено, нет сдерживающего начала». Я говорю: «Да Вы плохо поняли Достоевского. Достоевский сказал, что религия — это кнут, с помощью которого загоняют людей в стойло. Убери этот кнут, будет не весть что. Он говорил о базисе определённом, на котором строится то, что называется совестью, нравственностью и т.д. Так вот разница у нас с вами одна. Вы — религиозные люди, если вы религиозные люди. Вы считаете, что всё — и плохое, и хорошее, имеет начало извне, оно не природно, оно надприродно там, как угодно… И преодолеть плохое можно, только апеллируя к этой силе. А мы считаем, что наш мир самодостаточен, всё то, что в нём есть, и хорошее, и плохое, оно реально, и наша задача разобраться в этом, понять, почему есть плохое, почему есть хорошее, и обойтись своими силами. Не всегда деликатно, не всегда так удобоприемлемо, но, тем не менее, сделать это самим. Потому что иначе, если опираться только на эту высшую силу, так это же очень просто, особенно для таких людей, не очень глубоко религиозных. Ну, есть определённые каналы: помолись, покайся, ещё что-то сделай, и всё будет о’кей. Не надо там переделывать себя особенно, важно вот как у нас сейчас Православная церковь считает воцерковлённым человеком кого? Кто хоть чуть-чуть знает, что такое православие, и хотя бы раз в году причастился. Вот если эти два условия есть, он воцерковлённый человек. А если он не причастился, то хоть каждый день пусть в церковь ходит, это просто любознательный человек, и всё. А сакрального в нём нет. Так вот я говорю: мы считаем, что в людях, в человечестве надо найти такие опоры, такие контрольные какие-то замеры, с помощью которых можно обойтись без высших сил. Вот и вся наша разница. Всё остальное, всякие разговоры о том, что атеисты это живодёры, что атеисты это безнравственные люди, это пустое. Да я Вам сколько угодно приведу примеров людей, которые считали себя и считались религиозными, а на их совести зла будет более чем достаточно». И вот после таких разговоров собеседники, обычно, говорили мне: «Ну, да, мы люди разные, но, считать, что нерелигиозные люди это нелюди, в общем-то, оснований нет».

17 Как я сам пришёл к этому? Очень просто. Мои предки — казаки. Было такое сословие на Украине. Казаки. Сечь, вольница. Потом их императрица Екатерина из Украины, из Запорожской Сечи, переселила на Кубань, потом они вернулись, ну, в общем, жили в сельском хозяйстве. И мой отец такой, и мать моя оттуда. Потом, в 1930-е годы они перебрались в Донбасс, это Восточная Украина, Харьковская область. Оба они с четырёхклассным образованием. Отец вообще-то признаков религиозности не подавал. Мать на Рождество, на Пасху, конечно, там куличи святила и т.д., но она говорила, что «я к религии отношусь положительно, а церковь и попов я терпеть не могу». Потому, что у неё была подруга, когда она училась, дочь священника, и та ей нарассказывала всякого из жизни священника, о расхождении между тем, чему он их учил в школе, и что было у них в семье. Я рос октябрёнком, пионером. Ну, тут началась война. Я, не желая быть в оккупации у немцев, с нашими последними войсками ушёл. И с целым рядом сложностей пересёк Каспийское море, побывал в Ашхабаде, побывал в Ташкенте, побывал в Алма-Ате, в детских домах, естественно, и искал такой детский дом, где можно было продолжать образование. Мне очень нравилось учиться, и я всё-таки нашёл детский дом, где продолжил учёбу, закончил пятый класс и шестой класс. Вернулся. Оказывается, мои родители живы остались, и даже дом наш уцелел. Стал комсомольцем, естественно. Закончил школу. Был секретарём комитета комсомола школы.

18   В. С.-Р.: А Ваши родители были партийные люди?

19   Н. Г.: Нет, нет. Отец начал рабочим, а закончил бухгалтером. Хотя он не любил этой работы. Он был прекрасным столяром, он любил дерево, работать с деревом. Во время оккупации, чтобы не работать на заводе, который немцы пытались восстановить, он занялся сапожничеством, шил сапоги. Он был человек совершенно нейтральный, хотя всё понимал. У него и мамы было два сына: я и мой младший брат, да ещё я на два года потерялся, они же не знали, куда я исчез, и вообще считали, что меня уже не стало. Только моя бабушка говорила: «Нет, я знаю, что мой внук жив».

20 А моя бабушка, видимо, как-то так «закодировала» мою будущую жизнь. Я родился 25 января 1929 года. И надо было давать мне имя, а дедушка был хорошим приятелем местного священника. Ну не разлей вода. Вообще дедушка был очень коммуникабельным человеком, и всегда у него при всякой власти находилось много друзей. И бабушка говорит: «Это мой первый внук, я хочу, чтобы его Миколой назвали». Украинское имя Микола, по-русски Николай. Ну, дедушка пошёл к священнику, сели, выпили, поговорили. Говорит: «Вот Анна хочет, чтобы внука Миколой назвали». Тот отвечает: «Ты знаешь, Григорий, нельзя. Никола уже прошёл, зимний, а весенний ещё далеко. А полагается называть именем ближайшего святого. Вот такие, такие-то имена, значит, пожалуйста». Он пришёл, докладывает бабушке. А она: «Ой, Гриша, дурак, ты, дурак. Да ты пообещай ему два мешка пшеницы». Как и сейчас, тогда крещение было платное. Сейчас в храме висит прейскурант, а тогда за крещение у нас давали мешок пшеницы. «Ты ему, говорит, посули два мешка». Тот сходил снова к священнику, после говорит: «Да можно». Оказывается, за два мешка и Миколой назвать можно. И таким образом я, вопреки церковному канону, стал Николаем в неположенное время.

21 Ну, окончил школу с отличием, поступил в университет на философский факультет, на кафедру логики. Факультет сугубо атеистический, само собой. Закончил я этот факультет, пришло время защиты дипломной работы. Тема моей дипломной работы была такая: «Разоблачение А. Я. Вышинским софистики американских дипломатов»^[4].

22   М. С.: Виктория, Вы знаете, кто такой Вышинский?

23   В. С.-Р.: Нет.

24   М. С.: Это крупная фигура в советской юриспруденции сталинского времени. Также он был несколько лет министром иностранных дел Советского Союза.

25   В. С.-Р.: Это была дипломная работа?

26   Н. Г.: Это была дипломная работа. Её похвалили, даже сказали, что она близка к кандидатской диссертации. Но тему диссертации я выбрал другую: «История преподавания логики в Санкт-Петербургском университете». Затем её, правда, тоже сменил. А почему? Потому, что первым преподавателем логики в университете был Александр Иванович Галич^[5], лицейский учитель Пушкина. У Пушкина есть слова «любезный Галич мой…». И я наткнулся на то, что Галич, оказывается, был репрессирован за нецерковную точку зрения, за отступление от православных канонов. Ну, был погром университетов Казанского, Петербургского и Московского. Был такой Рунич^[6] — Фурсенко того времени. И Галича запретили, он закончил жизнь директором какого-то архива, были конфискованы все его труды. Я заинтересовался, а что же это за труды? Пошёл в архивы и наткнулся в областном архиве на весь набор конфискованных лекций его. Видимо студенты переписывали, не было техники такой как сейчас, и переписывали с одного экземпляра, потому что записи совершенно одинаковые. Его книги были конфискованы, а сохранились эти вот лекции. Ну, о книгах-то было что-то известно, а об этих лекциях ничего. Я покопался, как следует, сменил тему диссертации и защитил диссертацию на тему: «Философские и логические взгляды Александра Ивановича Галича».

27   М. С.: 30-е годы XIX века.

28   Н. Г.: Да, это Пушкинское время. И я знаю, где Галич похоронен. Мы с женой даже ходили на это кладбище, пытались найти, но могила была уже так обезображена. В нашем институте, когда узнали о моей работе, то стали считать, что основателем кафедры философии в Герценском университете был Александр Иванович Галич. С 1818 года. Вот оценка моей работы. И, поскольку он был репрессирован по религиозным мотивам, я заинтересовался этой тематикой более обстоятельно^[7].

29 А тут через некоторое время было введено решением партии преподавание курса научного атеизма, как обязательного предмета во всех вузах. Ну, как всегда водится, не стучало, не гремело, а читать-то кому-то надо.

30   В. С.-Р.: Извините, а в каком году Вы защитили диссертацию?

31   Н. Г.: Я диссертацию защитил через три года после окончания. Я окончил Ленинградский университет в 1953 году, а защитил в 1956 году кандидатскую диссертацию. Ну вот, надо было кому-то читать этот курс, а я работал уже тогда в медицинском институте, преподавал философию. Ну и поскольку я был самый молодой преподаватель, то мне совали всё. Этику ввели — читай, эстетику ввели — читай, научный атеизм — читай. Ну, читать, так читать. Я заинтересовался, стал заниматься. Обратил внимание на православие, там довольно много есть интересных моментов, и выбрал для темы докторской диссертации модернизацию современным русским православием своей позиции. И в 1964 году я эту диссертацию сделал^[8].

32 Она называлась «Критический анализ модернистских тенденций в современном русском православии». Я там нашёл много новаций, которые не очень оглашались. Ну, в частности, разработку концепции «коммунистического христианства», «богословие революции», «богословие мира» и много интересных таких аспектов. У меня сложились довольно хорошие отношения с церковной средой, они помогли мне в дальнейшем при работе над некоторыми книгами.

33 Спустя несколько лет моя книга «Современный экуменизм»^[9] у нас стала одним из первых исследований темы экуменизма. Это интересная история, о книге. Значит, я планировал книгу «Русское православие и экуменизм». Я же православием тогда занимался. В Издательстве Академии Наук, когда я заявку туда принёс, меня спросили: «А что такое экуменизм»? Ну, я объяснил им. Они сказали: «Знаете что, Вы вначале сделайте книгу об экуменизме, а потом уже „Православие и экуменизм“». И в результате у меня вышла книжка «Современный экуменизм». Так вот, как-то я узнаю, что в нашей Ленинградской духовной академии идёт защита диссертации по экуменизму. Защищает её богослов из Эфиопии, он её защитил, получил магистра. Я заинтересовался, что там нового? Взял в библиотеке эту диссертацию. Оказывается, это моя книжка, перепечатанная, и вмонтировано туда два или три доклада митрополита Никодима^[10], который тогда курировал это в РПЦ, и защищена. Причём, одним из оппонентов был священник Сорокин, он сейчас настоятель храма во имя святого князя Владимира, что возле дворца спорта «Юбилейный». Я ему говорю: «Владимир Устинович, как же так получилось? Вы мою атеистическую книгу провели как диссертацию». А там написано, что это спецкурс, который диссертант читал в Эфиопском университете. Я говорю: «Вот Вам моя книга, и вот Вам диссертация. Вы смотрите. Ну, Вы не читали, понятно, ни того, ни другого. Если бы Вы читали, там же фразы атеистические…». Ну, например, в двадцатые годы некоторые православные церкви участвовали в экуменическом движении, а русская церковь — нет. Я пишу: «… потому, что лидер староцерковников Сергий был занят другими проблемами». И у богослова в диссертации та же фраза. Я говорю: «Для меня Сергий — это лидер староцерковников, а для православных это же местоблюститель патриаршего престола. Это же совсем другая терминология!». Дальше. Главную роль там играли протестанты. Почему? Потому, что, как у меня сказано, «… протестанты больше поднаторели в христианской казуистике». И в этой диссертации так и написано: «протестанты поднаторели в христианской казуистике». Сорокин отвечает: «Эх ты, эфиоп твою…». Я говорю: «Ну, Вы имейте в виду, если уж меня из атеизма выгонят, то я потребую этот диплом, и докажу, что этот диплом выдан за мою работу».

34 Ну вот, в 1964 году подготовил докторскую, представил её на свой родной философский факультет. На моём родном факультете эту диссертацию продержали недели две и вернули, сказали, что у нас, дескать, нет специалистов такого уровня, которые могли бы оценить Вашу диссертацию. Её надо везти в Москву. Ну, конечно, я этих, отказавших мне людей знаю. Их уже нет, поэтому, как говорят атеисты, царство им небесное. Ну, вот, в результате, я поехал в Москву.

35   В. С.-Р.: А куда в Москву?

36   Н. Г.: В Институт научного атеизма. Да. Привёз диссертацию, там её посмотрели, сказали: «Диссертация хорошая, но… у нас заместитель директора работает над сходной темой».

37   В. С.-Р.: Это кто, Курочкин?

38   Н. Г.: Ну, я не буду уточнять, там были разные заместители^[11]. С Курочкиным у меня были очень хорошие отношения^[12], опять-таки царство ему небесное, он защищал многих^[13]. Мне там говорят: «Во-первых, Вы отдайте ему, этому человеку, название „Эволюция современного православия“. Вы себе потом ещё придумаете. А во-вторых, понимаете, если Вы защититесь, то ему уже не светит защита. У Вас вот такой „кирпич“, с документами там архивными и прочим, а у него тонкая книжечка, которая, ну, публицистическая. Вот после него Вы спокойно защитите. Ну, какая разница? Вы годик подождёте, и всё пройдет нормально…». «Хорошо», отвечаю.

39   В. С.-Р.: А у Вас был руководитель этой диссертации?

40   Н. Г.: Да никто у меня не был…

41   М. С.: На докторской диссертации нет научных руководителей.

42   В. С.-Р.: На докторской нет? Понятно.

43   Н. Г.: Бывают консультанты, были и там. Да у меня и на кандидатской не было руководителя, так в те времена происходило.

44   В. С.-Р.: И кто у Вас мог принять Вашу диссертацию, кто считался специалистом?

45   Н. Г.: Директор Института.

46   В. С.-Р.: Окулов?

47   Н. Г.: Окулов Александр Фёдорович^[14]. Окулов, да, тоже царство ему небесное.

48   В. С.-Р.: Просто интересно, кто по уровню считался знающим…

49   Н. Г.: Он меня уговаривал: «Я тебе обеспечу всё». Ну вот, защитился тот человек, потом какие-то другие моменты возникли. Окулов мне говорит «Понимаешь, лучше защитить не в Москве, а в Минске». Ну, поехал я в Минск. Там его приятель был, посмотрели, обсудили на кафедре. Обсуждение было довольно горячим, но с некоторыми странностями. На той кафедре только перед этим вышла книга «Философия современного православия»^[15]. Автор её потом перебрался в Ярославль, тоже царство ему небесное. На обсуждении присутствовал историк Лифшиц, очень плодовитый, много написавший^[16]. Он выступил с критикой такого рода, что работа большая, но она не философская; вот у нас вышла книга «Философия православия», он её пытался читать и ничего не понял, а тут прочитал и всё понятно.

50   В. С.-Р.: Поэтому, значит, не философская?

51   Н. Г.: Да, поэтому, значит, не философская. Та философская, там же написано «Философия православия», а тут «Критика модернистских тенденций…». Он потом передо мной извинялся сто раз, мы стали друзьями, я был последним у его изголовья перед смертью. Я часто ездил с Минск, там много моих питомцев, оппонировал. А тогда заключили, в конце концов, что диссертация не философская и надо там кое-что доработать. Доработал и защитил. Защитил, не в 1964, а в 1970 году. Через шесть лет.

52 К этому времени я уже заведовал здесь кафедрой научного атеизма, этики и эстетики. Публиковался достаточно много^[17].

53 Причём, как выходили некоторые мои публикации — и сейчас вызывает удивление. В частности, книга моя «Современное русское православие» была переведена в Японии, издана в Токио на японском языке^[18]. И это без моего протежирования, я узнал о ней, только когда мне из агентства позвонили поинтересоваться, не возражаю ли я против этого. Они где-то на международной выставке в Москве её увидели и решили перевести. В Чехии эта книжка вышла^[19]. Да на целом ряде языков издавались мои работы, в основном по православию.

54 Отношения с иерархами, у меня были очень частыми, потому что я даже одно время был научным консультантом председателя Совета по делам религий и как консультант участвовал в подготовке к празднованию 1000-летия крещения Руси…

55   В. С.-Р.: А когда, когда это было?

56   М. С.: У Фурова, он был заместитель председателя?

57   Н. Г.: Нет, не у Фурова… Последний…

58   М. С.: Христораднов^[20] был последним.

59   Н. Г.: Ну, ещё был… Он дипломатом потом стал.

60   М. С.: Да, я помню. Это Харчев^[21].

61   Н. Г.: Да, он. Ну, он своеобразный человек…

62   В. С.-Р.: Но это было уже в восьмидесятые годы?

63   Н. Г.: В 1988 году. Когда провели первое мероприятие по тысячелетию, в Даниловом монастыре, и там народу много собралось, я иду по центральной дорожке, он стоит окружённый журналистами. «А вот, — говорит, — Гордиенко, он всё знает, у него и спрашивайте». Я стал отвечать, думая, что это никуда не пойдёт. И вдруг, мне на следующий день из дома с Украины звонят: «Мы тебя видели по телевидению. О тысячелетии рассказываешь как о праздничном событии».

64 Поэтому, имея дело с членами Совета, я выходил на контакты с иерархами, и с некоторыми из них у меня были неплохие отношения. И с ныне здравствующим митрополитом Ювеналием^[22], есть от него подарок именной, написано: «Дорогому Николаю Семёновичу». Я вообще хорошо знал и с большим уважением относился к митрополиту Никодиму. Хотя у меня с ним был один такой случай, одно столкновение неприятное, это когда Музей истории религии реорганизовывали, реконструкция там, и новые экспозиции, он захотел это посмотреть…

65   В. С.-Р.: Это в 1990-е или после?

66   Н. Г.: Это, нет-нет, это ещё в советское время. Музей был в Казанском соборе. Это потом уже его переселили. И захотели посмотреть экспозицию Никодим и Сорокин, о котором я Вам говорил. Значит, был директор музея и вела для них экскурсию зав. отделом православия, тоже её уже нет… А меня местный уполномоченный Совета по делам религий попросил: «Ты приди, поприсутствуй там, мало ли какая ситуация возникнет». Вот она рассказывает про Русскую православную церковь в годы Первой русской революции, что духовенство участвовало в Союзе Русского Народа, черносотенной организации, и решением Синода знамёна этой организации хранились в храмах вместе с хоругвями церковными. Тут Никодим говорит: «Стоп, стоп… Стоп, стоп. Никакого отношения к Союзу Русского Народа церковь не имела». Про знамёна говорит: «И этого не было…». Тогда я уже вмешиваюсь. Я говорю: «Понимаете, в чём дело, было ведь, было же решение Синода и по первому вопросу, и по второму…». Никодим: «Не, не, не, никакого решения не было». И тогда директор разрядил обстановку и говорит: «Николая Семёновича я знаю, его не переспорить, пошли дальше». Ну, закончилась экспозиция, сели мы, там, в кабинете директора, за рюмочкой коньяка, директор рассуждает о чём-то хорошем, а уполномоченный мне и говорит: «Слушай, что же ты оскандалился? Так нехорошо получилось, что тебя знающий митрополит осрамил». Я говорю: «Знаете что? Вот позвоните в библиотеку и запросите „Церковные Ведомости“ такой-то номер и такой-то. И покажите Никодиму». Ну, тот берёт трубку и ему через полчаса приносят. «Решение Синода о допущении участия духовенства в Союзе Русского Народа» и решение «хранить знамёна Русского народа наряду с хоругвями». Приходит Никодим, ему уполномоченный суёт: «Владыка, как же получилось, оскандалились?». Тот листает, говорит: «Да, но тут же не сказано обязать, а сказано разрешить». Уполномоченный в ответ: «Слушайте, если Вы своим подчинённым скажете, разрешаю, они как это воспримут? Как приказ. А насчёт знамён?». Никодим: «А это я даже и не знаю». Уполномоченный: «Так, а что же Вы тогда осрамились так, публично? Спорили со специалистом, который это знал?». Но, что является достоинством Никодима, никаких последствий для наших взаимоотношений это не имело.

67 Когда он лежал с шестым или с пятым инфарктом, а в это время выборы Папы Римского были, Иоанн Павел I был избран, Никодим курировал межцерковные отношения и он добился, чтобы его отпустили в Рим. Он обязательно должен был с Папой встретиться. И вот перед этим я был у него. Он вообще скромный человек был, это нынешние там, у них палаты целые, а у того была комнатка в Духовной академии, из двух отделений. В одном официальный кабинет, а рядом спальня его. И он там жил. Он мотался между Москвой и Ленинградом, и вот он нас принимал в постели. Это было тяжёлое зрелище. У него же диабет был. Да у него ещё пятый или шестой инфаркт. Он же претендовал на пост патриарха в 1971 году. А его… ему запретили и велели не возникать, а поставили Пимена, совершенно пустого человека, и они потом враждовали. Ну, это его задело. Он действительно был знающий, толковый, ну, в общем, во всех отношениях безукоризненный. И он схватил первый инфаркт, потом второй, третий. Так вот, у него инфаркты, у него диабет. Вы знаете, он довольно грузный был, а руки как спички. Тяжелобольной человек. И, тем не менее, он улетел в Рим. Там уже все гостиницы были заняты, ему отвели апартаменты за окружной дорогой, прикрепили шофёра. И, хотя он последний прибыл, он сумел добиться, что Папа его принимал первым из не католиков. Вот он принимал католиков, за ними первым шёл Никодим. А тут надо ехать, но украли машину. Пока заменили машину, а тут пробки. Тогда мы не знали, что такое пробки. В пробке он чувствует, что опаздывает. Папа же не будет его ждать, он будет принимать его потом в хвосте. Он и перенервничал, но только успел к подъезду, вышел, поднялся, и успел Папе сказать, что вот это его переводчик будет (это Лев Церпицкий, тогда он был стажёр Духовной академии в Григорианском университете в Риме^[23]). Так он успел сказать: «Вот это мой переводчик» и рухнул к ногам Папы. Тот сразу ему отпустил грехи, перенесли в часовню, и никакой там ни реанимации, ничего, приехала скорая помощь, констатировала смерть и привезли его сюда, здесь и похоронили.

68 Так вот это была действительно такая выразительная, яркая фигура, причём нынешний патриарх — это его ученик. Меня удивило, вообще-то, что Кирилл, как патриарх, он пиарит здорово, он, конечно, топ-менеджер, но он непатриарх, он не православный по его выступлениям и прочим позициям. Тем не менее, он в юбилей Никодима правильно сказал. Никодим умер в 1978 году, не дожив до пятидесятилетия, и о нём сразу постарались забыть, а потом уже пошло: «никодимовщина», «обновленчество в новом виде». А Кирилл на юбилее выступил и сказал, что он был человек, который всегда шёл вопреки, и главное его достоинство, что он был «настоящим советским человеком». Настоящим советским человеком. В чём это достоинство? У него никакой за границей родни не было, никакого там дворянства, у него отец агроном, мать сельская учительница. Он окончил советскую школу. Он 1929 года рождения, мой ровесник, между прочим, и уверенно чувствовал себя как советский человек. Когда у него возникали споры с чиновниками, он говорил: «Вы советский гражданин, и я советский гражданин. Вы отстаиваете интересы страны, и я отстаиваю интересы. Мы разными делами занимаемся, но у нас одна забота о стране». И поэтому он мог пробивать любую проблему, которая возникала. И он понимал рамки, за которые выходить не стоило. И Кирилл говорил, что после него поколение архиереев, это было уже другое. Это было уже уверенное поколение, не боящееся, что там где-то зацепят, а чувствующее себя вполне советскими людьми, которые защищают религиозные интересы страны, которые также значимы, как и все остальные интересы. Вот. И в этом я с Кириллом абсолютно согласен.

69 Ну, а в остальном, я как занимался в своём направлении, так и продолжаю заниматься этим. Но в чём принципиальное отличие меня от многих других коллег, — я как был марксистом, так и остался. Я пока не вижу ничего в философии, в религиоведении, что было бы глобальнее марксизма. И Маркс — личность на тысячелетия.

70 Опять-таки, в порядке отклонения от общей темы разговора. Я написал учебник для средних школ «Научный атеизм»^[24]. Этот учебник был издан, переведён на все языки республик, и, в том числе, в Прибалтике, как ни странно, вышел на литовском, на латышском и на эстонском языках. И меня попросили тамошние товарищи представить его.

71   В. С.-Р.: Когда было?

72   Н. Г.: Это был, значит, 1987-й примерно год, то есть это советское ещё время. Но уже такое, уже «горбачёвщина», когда «перестрелки» ещё не было, а «перестройка» уже началась. Лучше, чтобы её не было, тогда бы стране и миру лучше было… Но не в этом дело.

73 Так вот, меня попросили прочитать лекцию. Это обычное дело. Я много ездил и много читал лекций. Обычно тема «Религия в современной идеологической борьбе» — это была коронная тема, «Религия в планах антикоммунизма», и такая была тема. И книги у меня по этой теме были. И, значит, обязательно просили выступать перед милицией, обязательно просили выступать в КГБ, чтобы их, так сказать, вразумить, что это такое.

74 И вот в Вильнюсе у меня выступление в каком-то НИИ, приезжает молодой человек меня подвезти, и мы с ним разговорились. Он только вернулся из Америки, где он на стажировке был. Ну, я сказал, что давно, больше десяти лет назад был в Америке. Он говорит: «Интересная ситуация. Нам выделили там комнату на двоих, для стажёров. И мой сожитель, еврей из Израиля, бывший советский гражданин, который отсюда уехал в Израиль, а через Израиль в Америку. Тоже прибыл на стажировку. Он такой разъярённый входит и говорит: „Безобразие, что же это происходит? — В чём дело? — Да, — говорит, — утверждали план моей стажировки, и там есть список необходимой литературы. И упомянут ‘Капитал’ Маркса. Я им говорю, да я из-за этого Маркса Россию покинул, в Америку приехал, а вы мне опять Маркса суёте! А мне говорят: Ваше отношение к России, это Ваше дело. Но если Вы не освоите ‘Капитал’ Маркса, мы Вам не зачтём стажировку. Потому, что это одно из фундаментальных произведений, которое актуально для современной экономической науки“». Вот такая ситуация.

75 Поэтому марксизм, я считаю, что пока менять не на что. Что касается атеизма, то ведь всё то, что говорилось и говорится об атеизме в советское время, аналогично тому, что творится в нашей стране сейчас. Вот все те ахинеи, которые происходят, вроде последнего Общенародного фронта в мирное время, это ведь изыски бюрократов. Чиновники — это особое сословие в любой стране. Чиновник, ему дай указание, и всё. И он будет копытом рыть землю, чтобы это указание, да ещё и не выполнить, а перевыполнить. Поэтому, раз сказали, что религия это пережиток прошлого, это идеология, которая имела место в своё время, но она заменяется марксизмом, она заменяется новой идеологией, наукой и т.д., то надо сделать ставку на это. А религия, ну это удел стариков. Так что, ждать, пока эти старики перемрут? Надо как-то решительно действовать. И все эти мероприятия, все эти репрессивные меры, они ведь, как ни странно, шли вне всякой связи с религией. В одной камере сидели и первый секретарь обкома партии, и правящий архиерей. Только одного фальсифицировали, что это «шпион японский», а другой «агент американский». А значит, и тот и другой годился под «вышку».

76 И поэтому всякого рода закрытие храмов там, изгнание духовенства и прочее никогда не оправдывалось нашей научной мыслью, и вообще нормальными людьми. Мы принимали тезис, что религия есть состояние временное. Но мы же помнили и слова Маркса о том, что для ее преодоления потребуется очень много времени. Мы помнили и то, что этот переход к пострелигиозному обществу будет результатом развития, просвещения и т.д. Это очень серьёзная и трудная работа. У нас дебатировался вопрос о том, есть ли в советском обществе корни такие, социальные корни религии, или она является результатом только недоразумения или недостатков работы. Всё было.

77 Я приведу один пример, опять-таки, чтобы от теории уйти. Институту научного атеизма дали задание проанализировать ситуацию и высказать перспективу с религией, что у нас будет.

78   В. С.-Р.: Извините, можно просто уточнить, какие у Вас были отношения с Институтом? Вы там уже не работали официально?

79   Н. Г.: Я вообще там не работал.

80   В. С.-Р.: А тогда они Вас туда приглашали как…?

81   Н. Г.: Я же заведовал кафедрой. У нас было только две кафедры. Кафедра атеизма здесь, в педвузе имени Герцена, и в МГУ. Причём кафедра МГУ курировала университеты и методические материалы, а наша кафедра курировала педвузы. Учебник для педвузов мой был издан^[25] и для школ тоже под моей редакцией. Институт научного атеизма тоже издал «Научный атеизм»^[26], но там Окулов был редактором. Разобрали темы все партийные функционеры, ну и мне кинули тему «Православие», а когда подошли сроки, — тот ничего не сделал, у этого времени не было… Окулов меня вызывает и говорит «Знаешь что, пиши. Вот эту, эту, эту, эту темы пиши. — Я говорю: Неудобно. — Да чего там неудобного? Гонорар ты получишь, а имена их будут стоять». И, таким образом, я вот тот учебник наполовину сделал.

82   В. С.-Р.: А как называется учебник?

83   Н. Г.: «Научный атеизм». Просто «Научный атеизм». Он пережил, по-моему, пять или шесть изданий. «Политиздат» издавал. И я участвовал во многих мероприятиях именно как заведующий кафедрой. А заведовал кафедрой в МГУ Новиков Михаил Петрович^[27]. И нас каждый раз, когда какие-то документы надо делать, вызывают, его и меня. И мы как-то у Окулова спрашиваем: «Александр Фёдорович, так это же вообще-то Ваше задание, Вам дано, у Вас есть работники, которые могут сделать, чего Вы нас-то вызываете?». А вызывали, позвонили сюда в ректорат, что вот профессора Гордиенко на две недели в Москву. Да уже никаких вопросов о занятиях, какие там занятия! ЦК вызывает! Хоть сейчас на поезд и поезжай. А он говорит: «Понимаете, какая ситуация. Мы номенклатура ЦК. Если мы создадим плохой документ, нас уволят или выговор занесут. А о вас скажут: ну что от этих маразматиков-профессоров ожидать можно? Да понятно, наваяли, как могли». Мы, так сказать, их прикрывали-страховали. А страховать бывало от чего.

84 Вот вызывают и говорят: «Надо документ о перспективах атеизма и религии. Значит так: две страницы и не больше (больше не читают), и дней десять, не больше». Поселяют нас, там сейчас это Рублёвка, тогда Жуковка была, академический городок, на всём готовом, каждому там фактически коттедж деревянный. И вот мы десять дней бились, главным образом, над тем, не над концепцией, а над тем, как её уложить в две страницы. Уложили. Сдали.

85   В. С.-Р.: Это Вы с Новиковым, или было больше?

86   Н. Г.: Нет, там было человек десять.

87   В. С.-Р.: И кто принимал участие, люди из Института научного атеизма?

88   Н. Г.: Из Института и из университета. В основном из Института научного атеизма. Это же их дело было, их аппарата. Значит, нам сообщают, что документ дошёл до Самого, он ознакомился и сказал…

89   В. С.-Р.: Он — это кто?

90   Н. Г.: Ну, Первое лицо. Он сказал… Во-первых, назвал этот документ «поросячьим визгом», а во-вторых, сказал: «Если мы с религией будем возиться, как эти придурки нам советуют, так мы же и за пять лет с ней не покончим…».

91   В. С.-Р.: За пять лет?

92   Н. Г.: Да. «Если мы будем следовать их совету, то мы и за пять лет с религией не покончим». То есть у чиновников была такая установка, чтобы за пять лет всё было решено.

93   В. С.-Р.: А в каком году это было? В середине шестидесятых?

94   Н. Г.: Это было в шестидесятые годы, да. И таких ситуаций было достаточно много. Вот Вы спрашиваете, почему я там был. У Окулова была своеобразная манера. Он меня кантовал шесть лет с диссертацией, но, вместе с тем, на все мероприятия он обязательно приглашал, и так ласково (ну, я был моложе его) он меня именовал «хунвейбином».

95   М. С.: Виктория, знаете, кто такие «хунвейбины»?

96   В. С.-Р.: Нет…

97   М. С.: В Китае во времена Мао и его «культурной революции», молодых людей, чьими руками Мао совершил перестройку госаппарата, называли «хунвейбины».

98   Н. Г.: «Культурную революцию». Крушили всё.

99   М. С.: Старые кадры убрал, новые поставил. «Огонь по штабам» это называлось.

100   Н. Г.: Значит, почему он меня называл «хунвейбином»? Потому, что если возникало что-то новое, и оно ещё не санкционировано, так сказать, партийным органом, а уже надо было как-то его осветить, он мне предлагал. На конференциях и на совещаниях я выступал, в частности, активным сторонником разделения курса «Основ научного атеизма» на два курса: «Основы религии» и «Основы атеизма». Вначале дать знания о религии — это один курс, а затем дать знания об атеизме.

101   В. С.-Р.: А были оппоненты этой позиции, кто не хотел разделять курс?

102   Н. Г.: В министерстве были возражения, что надо ли вообще решать этот вопрос. Считали, что Центральный Комитет это должен решить. Это увеличит количество учебных часов, да и вообще, зачем это всё делать, когда уже сложилось. И, хотя на всех уровнях говорили, что это целесообразно, но так эта идея не прошла.

103 Вторая идея, которая возникала — это разобраться, какие всё-таки причины существования религии при социализме. Ну, недостаток воспитательной работы, да. Живучесть традиций, да. Ну, не очень высокая квалификация кадров пропагандистских и воспитательных, да. И всё. Ну не может на этом держаться такое сложное явление, как религия. Она, мы же знаем, — это социальное явление. Не только индивидуальное, но и социальное.

104 И дело дошло до того, что, когда чествовали семидесятилетие одного из корифеев научного коммунизма, заведующего кафедрой и председателя правления общества «Знание» России, ну это, в общем, коллега, ему отметить семидесятилетие надо было каким-то теоретическим докладом. К нему разное было отношение…

105   В. С.-Р.: А кто это был?

106   Н. Г.: Я имён не называю, имитируя свою слабую память… Да это не имеет значения. Он был заведующий кафедрой научного коммунизма в МГУ и курировал в обществе «Знание» сектор научного атеизма, он его курировал по России. Ему исполнилось семьдесят лет. Значит надо теоретический доклад, никто не берётся. Звонят сюда и говорят, просят: «Выступи с докладом, в честь вот его». Я говорю: «У вас там, в Москве, некому выступать? — Да понимаешь, тут он фигура сложная. Упомяни его там, в докладе, это не юбилейный, а теоретический доклад, теоретическое мероприятие, но в связи с семидесятилетием». И я выбрал тему «Социальные корни религии при социализме».

107 Идея была моя такая. Я исходил из того, что известно положение Маркса о том, что между капитализмом и коммунизмом лежит промежуточный социализм. Специфика социализма в том, что в нём сохраняются элементы капитализма и появляются ростки коммунизма. Вот соединение ростков коммунизма и остатков капитализма — это и есть социализм, и требуется большое время для того, чтобы из этих ростков что-то выросло реальное, и чтобы эти остатки капитализма изжили себя. Поскольку это существует, а у нас мы все думаем, что религия — это порождение классового общества, постольку следы этого классового общества и достаточно мощные есть, они и питают религию. Поэтому существование религии это не результат недоработки, это природа социализма, как таковая. Вот я с этим докладом и выступил. Ну и вызвал там бурю. Окулов там же сидел: «Николай Семёнович, так что у нас тогда выходит, что у нас и классы, таки, есть враждебные?». Угринович^[28] был такой…

108   М. С.: Он отстаивал идею, что нет никаких социальных корней религии при социализме, могут быть лишь некоторые социальные основания, это я хорошо помню…

109   Н. Г.: Совершенно верно. Зам. директора Института научного атеизма Гараджа выступил и сказал: «Николай Семёнович, ну это ахинея. Какие могут быть там социальные корни?»… Но эта идея уже носилась в воздухе. И журналисты…

110   В. С.-Р.: Когда это было, примерно?

111   Н. Г.: Это было в конце семидесятых годов. Значит, они набежали там и они почувствовали, что в моём докладе отклонение от общепринятого. Но, в общем, был доклад как доклад, и прошёл. Окулов реплику только бросил: «хунвейбин он и есть хунвейбин… В конце концов имеет право. Это же научная конференция, это научный доклад, а не что-то такое». Вот. Но почему я эту историю рассказал? Как только изменилась ситуация, в журнале «Наука и религия» перестроечного времени появляется статья Гараджи, в которой он доказывает, что в советское время консервативно мыслившие атеисты отрицали факт существования социальных корней религии в нашем обществе, а это глубоко ошибочная точка зрения, и т.д. и т.п.^[29] Я, когда это прочёл, меня это завело. Я звоню редактору и говорю: «Слушайте, я посылаю Вам письмо, статью — ответ Гарадже. Вы же были на этом мероприятии. Кто выступал самым решительным образом против идеи социальных корней религии? Гараджа». Так мало того, он мог ведь написать, что и сам так считал или так считали, а сейчас… Он же сделал, что он первый, кто эту идею проводил, и встречал там сопротивление и так далее. Я говорю: «Пожалуйста, опубликуйте эту статью».

112   В. С.-Р.: Кто тогда был редактором?

113   М. С.: Провоторов.

114   Н. Г.: Да, Провоторов. И эта статья была опубликована^[30]. И я считаю, что правильно сделал, что не промолчал. Потому, что, в конце концов, с Гараджой у меня тоже были нормальные отношения, но такого финта, такого поступка, я считал, извинять нельзя.

115 Вот, собственно, научная мысль у нас работала в рамках тех возможностей, которые нам позволяли… И одна из наших особенностей и одна из наших обязанностей была — это отстаивать идейные позиции нашего государства. Государство социалистическое, в основе лежит марксистская идеология.

116 Что такое марксистская идеология в массах? У нас в партии было 18 миллионов человек, в том числе людей, которые ни в марксизме, ни в ленинизме ничего не понимали. Ну, у нас был фильм «Чапаев», где Чапаев — это военачальник из народа, а у него был политкомиссар Фурманов, и тот задаёт вопрос: «Василий Иванович, ты за какой Интернационал, за второй или за третий?». А Чапаев вообще не слышал этого слова, что такое «Интернационал». Но был хитрым мужичком. Он спрашивает: «А Ленин за какой?». Вот, что такое «Интернационал» он не знал, а что такое Ленин — он знал. И с его точки зрения то, что делал Ленин, это правильно.

117 Людей, которые считали, что действительно религия в своих массовых проявлениях наполнена огромным количеством анахронизмов, и сейчас много. Православие на три четверти — это язычество. Самое такое простейшее. Вы правильно сказали, мир же христианский сейчас деградирует. Если книга Дэна Брауна «Код да Винчи» вышла тиражом 70 миллионов экземпляров на сорока языках, и фильм вышел в один день по всему миру, так это же книга, по сравнению с которой взгляды Маркса, Энгельса и Ленина — это пристойнейшее и спокойнейшее размышление о религии. Кто такой Иисус у Дэна Брауна? Еврейский лидер, у которого жена Мария Магдалина, ребёнок есть там, и так далее. Что такое Библия? Это фальшивка сфабрикованная…

118   В. С.-Р.: Это же художественный роман, это, в конце концов, не наука.

119   Н. Г.: Вот, вот. Это Ваша точка зрения. Я к ней подойду. В опусе Брауна церковь — это бандитская организация. Это написал человек-писатель. Он мог писать всё, что хочет. Но, послушайте, «Майн Кампф» это литературное произведение некоего Шикльгрубера, так? Вы представляете себе еврея, который взапой читает «Майн Кампф» или книги Розенберга читает? Не важно, кто написал. Важно, кто читает и как читает. Если 70 миллионов тираж, значит, его прочли 700 миллионов человек. Я беру 10 человек на книгу. На сорока языках.

120 «Подгнило что-то в Датском королевстве». Я беседую с нашими иерархами о книжке Брауна, они: «Да ведь он же не богослов, можно было спорить». Папа Римский там пару слов сказал. Но я не об авторе говорю. Я говорю о читателях. Если читают взапой, и теперь в Лувр не попасть, потому, что там экскурсия идёт через этот зал, который упоминается в книжке, значит, им всё равно, кто такой Христос. Ну, еврей так еврей, лидер так лидер, женатик на этой проститутке, прошу прощения. Церковь — банда и так далее. Ну и Бог с ним. Важно, что интересно написано.

121 А что произошло, когда появились двенадцать карикатур об исламе, а что произошло, когда «Сатанинские стихи» Рушди были опубликованы? Весь исламский мир встал на дыбы. Сто килограммов золота талибы выделили тому, кто накажет автора этих двенадцати карикатур. Это нельзя приветствовать, но людей задело за живое. Задели святыню их. Так какая же у христиан святыня, если над ней глумятся, а они хлопают и бегут за автором. Это уже девальвация самой ценности…

122 Это один пример. А второй, сейчас у меня выскочило из памяти имя, португальский писатель, который издал книгу «Евангелие от Иисуса»^[31]. Книга абсолютно атеистическая, хотя уже не так вульгарно, как у Дэна Брауна — тот просто хамски писал. Этот написал атеистическую книгу, где Иисус совершенно другой. И эта книга получила Нобелевскую премию! Ну, если Нобелевская премия в Европе даётся атеистической литературе, значит, ценности религии размываются и перестают быть какими-то мобилизующими, значимыми и т.д. Они на уровне обыденного такого сознания тут.

123 И с марксизмом такая же ситуация была. Да, были люди, которые понимали марксизм, но власть-то у кретинов была, как она и сейчас находится (не потому, что это люди плохие, это статус такой).

124 Так вот, португальский писатель написал книгу, которую с интересом читаешь. Но если ты знаешь Евангелие, то видишь, что тут совсем другая история и совсем другое объяснение, совсем другие ситуации и т.д. Это обстоятельство связано с тем, что чтобы ни говорили, как бы ни говорили, но религии нынешние господствующие это продукт трёх тысячелетий.

125 Я согласен с Айзеком Азимовым^[32], который написал комментарий к Библии, двухтомник. У него есть книга, в которой он разбирает Библию, предупреждает, что он разбирает её с атеистической позиции. Он пишет, что она написана талантливыми, гениальными людьми для своего времени. Но что изменилось за 3000 лет? Изменилось не только материальное состояние. Ментальность людей изменилась, ценности появились там плохие, хорошие, а религия стоит на позициях трёхтысячелетней давности. Шесть дней творения и никаких гвоздей. Остановил Бог Солнце и Луну, и остановил, и прочее. Вот этот разрыв между той эпохой и тем видением и нынешним, он не то, что учёных раздражает, неужели вы не видите? Пятнадцать миллиардов лет творилась Вселенная, а вы верите в пять тысячелетий? Ну и так далее. И отсюда попытки новых интерпретаций, новых позиций. И на Западе вот в связи с юбилеем Дарвина, возникают новые концепции, и у нас, причём разные. На Западе, там выстраивают под Дарвина, надо всё-таки показать, что Дарвин был прав, в том смысле, что это действительно продукт эволюции, а не шесть дней…

126 А наша православная церковь, она рогами упёрлась: вся истина в Библии. И всё. Учёные сомневаются? Вот, а Библия не сомневается. Патриарх Кирилл, на полном серьёзе выступал перед учёными, которые спасают детей с врождённым пороком сердца. Ему там задали вопрос, очень деликатный. «Нас мамы спрашивают, как же так Господь допустил, что наши дети, ни в чём не винные, смертельно больны?». И Кирилл «поплыл». Говорил, что, дескать, на этот вопрос ни я не отвечу, ни священник не ответит, на этот вопрос ответит только Господь. У него своя логика, своё понимание, вот явитесь пред ликом Господа и получите ответ. Это же насмешка. Не лезь ты туда, куда религии входа нет. Хорошая была идея, у нас она и на Западе, что Библия — это не энциклопедия. Библия это путеводитель к спасению. Вот хочешь найти путь к спасению, читай Библию. Хочешь разобраться в мире, обращайся к науке. Это совершенно разные сферы, разные области, и сталкивать их для того, чтобы поразить науку, это было бы Средневековье. Сейчас, когда это Средневековье используется, оно ничего, кроме аллергии, у нормальных людей не вызывает. Потому что люди видят вот тот хаос, в который современное человечество опущено. Конечно, преодолеть очень трудно.

127 И либо надо бороться за перспективу, что будет через сто-двести лет, но это не наши уже рамки, либо смириться и сесть на иглу или на травку, или алкоголь, или, там, суицид. Или всё-таки попытаться в наш внутренний мир погрузиться, и в этом внутреннем мире искать опору. Не важно, как к религии другие относятся, для меня это опора, меня это устраивает. И было бы хорошо, если бы этим сразу же не стали пользоваться политики, которые сразу же в этом увидели средство отвлечения от бед. Такое положение реально, потому что действительно в противоречивом состоянии находится человечество.

128 И вот видеть это и объяснять это, не агитируя ни за религию, ни против религии, но объяснять людям суть дела и объяснять причину всех этих завихрений, которые есть, с тем, чтобы они могли подумать над теми вариантами, которые есть. Это и есть религиоведение.

129 Прежняя советская позиция всё это включала, но ещё предусматривала защиту своего островка, а Советский Союз — это был островок, это был эксперимент. Такой же неудачный, как у Томаса Мора, как у Кампанеллы, как у апостола Иакова, который создал первую общину, которая провалилась, когда муж и жена прихватили кое-что из своей собственности, а не сдали в общину. Мы убедились, что да, действительно, человечество очень сложное, и не в семьдесят лет, и не в сто лет, а может быть, в двести-триста может пройти такая эволюция и такая мутация, которая как-то изменит такую ментальность. Может быть, как-то удастся преодолеть что-то звериное в человеке. А мы сейчас видим столько звериного, когда родителей дети уничтожают, когда дети между собой за имущество убивают, ну и многое другое. Этот эксперимент не состоялся. И, тем не менее, всё-таки есть надежда на то, что может быть что-то подобное раю на Земле. А церковь глумится над этим, рай, дескать, может быть только там, небесный (только Свидетели Иеговы говорят, что рай здесь, на Земле будет, а не на небе). Эта мечта остаётся. Ну, мечта как мечта, даже жизнь на девяносто процентов состоит из иллюзий, мечтаний и прочего, мы это называем культурой, идеологией. Вот эту мечту воспринимают как своеобразную форму религии, в том смысле, что она опирается на веру, на эмоции, а не на аргументы, на доказательства, которых нет. Мы не знаем, есть ли что-нибудь за пределами беспредельного мира. Не знаем, и никогда не узнаем. Ничего страшного нет, не надо пугаться оттого, что мы живём сто лет, а нас волнует то, что будет через пятьсот лет. Это же тоже иллюзия, но она нас держит на поверхности. Вот, собственно, исповедь атеиста, который стал религиоведом.

130   В. С.-Р.: Я хотела ещё один вопрос задать. Вы принимали участие в социологических исследованиях?

131   Н. Г.: Принимал. В своё время.

132   В. С.-Р.: В своё время… Какая была цель этих исследований и какое впечатление они оставили у вас? То понятие, которое Вы имели о религии до них, как-то трансформировалось?

133   Н. Г.: Я Вам эту «притчу» сначала не стал рассказывать. Конечно, принимал участие. У нас же в каждой области страны, везде были люди, которые представляли Институт научного атеизма, и проводились наблюдения, исследования, которые давали очень интересные материалы. Вот мы, например, в нашем городе решили провести такое, даже не исследование, а наблюдение. Ну, известно, что больше всего людей бывает на религиозных праздниках. Для православных праздник номер один — это Пасха. В самое такое супер-советское время у нас в нашем городе действовало только тринадцать православных церквей.

134   В. С.-Р.: А супер-советское время это когда считается? Я просто…

135   Н. Г.: Ну, в шестидесятых… Это когда «поросячьим визгом» исследования обзывались. Значит, тринадцать храмов. И вот мы решили, — у нас был уполномоченный Совета по делам религий, — и вместе мы решили мобилизовать нашу общественность и пройтись по храмам в пасхальную ночь. Тогда принимались самые разные меры отвратить людей, особенно молодёжь, от участия в пасхальных мероприятиях. Ночью шли фильмы, причём такие фильмы импортные, чтобы люди шли их смотреть, а не на… Но наш народ, он и туда и туда успевал, многие даже на два фильма смогли успеть. А чтобы попасть в храм, значит, если вы хотели присутствовать на Пасху в храме, вам надо было прийти туда часов в шесть вечера. Тогда вы туда попадёте. Если Вы пришли в восемь часов вечера, вы уже в храм не попадёте, он уже битком забит, и там медсёстры, там с водичкой, с нашатырём и так далее, чтобы помогать, пожилым людям дурно может стать, а ну простоять-то в такой духоте. Значит, с восьми часов это в церковной ограде, во дворе. А если вы пришли после девяти, вы уже и туда не попадёте. Тут уже распоряжались с зелёными повязками дружинники церковные, и с красными повязками наши дружинники. За оградой же было вольное поле. И там народ уже чувствовал себя раскованно, и дело доходило до скабрезности, говоря древнерусским языком. До пошлости. Когда, скажем, тот же Никодим выходил на балкон в двенадцать часов, и провозглашал для этой публики, за пределами храма, «Христос воскресе!», а ему в ответ неслось: «Шайбу, шайбу!». Так вот. По нашим прикидкам, в ночь на Пасху в тринадцати храмах, во всех, присутствовало четыреста тысяч человек. Это десять процентов жителей нашего города. Хотя по всяким нашим подсчётам у нас верующих считалось два-три процента. Два года тому назад, в нашей газете «Санкт-Петербургские ведомости» я обнаружил заметку (я выписываю эту газету, правда, читаю только по пятницам, вот сегодняшний номер). Было сказано, что в пасхальную ночь, а сейчас у нас триста храмов действуют, разные по масштабам, было сказано, что в храмах Петербурга на Пасхе присутствовало двести тысяч человек. Двести тысяч в двадцатикратно увеличившемся количестве храмов. Понятно. Причина мне понятная.

136 Тогда я шёл от Никольского собора, куда я, кстати сказать, водил нового секретаря райкома Зайцева, который потом стал директором библиотеки, он попросил меня ознакомить его, как идёт идеологическая работа. Вот я отвёл его в храм, объяснял там, что к чему. Так вот, мы уходили, ну, не дождавшись там разговления окончательно, с последней литургии. Мы шли спокойно по городу, ничего не боясь, никого не тая. А сейчас днём опасно по городу ходить, особенно по окраинам. А уж ночью! Я шёл с занятий с вечерниками в десятом часу вечера. И меня возле моего дома три бомжа оглушили, раздели, и, ну не добили, в общем, я, как видите, жив и соображаю пока что. Я дополз, окровавленный, до своего дома. Жена в панике, значит, вызвали скорую помощь, и меня месяц продержали, уколы делали, проверяя, не вышибли ли мне там мозги. Ну, видимо, нет. Они, главным образом, сняли с меня кожаный пиджак, бумажник забрали и всё. А одновременно погиб профессор Орлов, который шёл с банкета после защиты своего аспиранта. До Автово, есть такая станция у нас, тот его довёл, а дальше Орлов сказал: «Ну, тут мне двести метров пройти, иди». И его в эти двести метров убили, бросили в канаву под мост, и нашли его только через три дня. Сорок преподавателей у нас было избито или убито в девяностые годы. Меня оглушили в 1993 году. Так кто же среди ночи пойдёт в храм? Это во-первых.

137 Во-вторых. А что ходить? Да у нас три канала всю ночь дают пасхальное богослужение. Первый канал, пятый канал, «Россия». Сиди дома в тапочках, смотри, переключай каналы, всё тут, наступит время: «Христос воскресе!», тут же стопочка, всё в порядке. Это та же самая «дэнбраунщина».

138 И поэтому видно, что интерес к религии, такой устойчивый, что ли, раньше был выше. Те, кто тогда ходили в храмы, это люди, которые понимали, что на них смотрят искоса. Не то, что там репрессировали — в послевоенное время у нас не было репрессий против духовенства, в принципе не было. Так, кое-кого судили, одного епископа, например, за воровство. Просто он казну присваивал. Так вот, люди тогда уж если держались за религиозную веру, то держались.

139 Значит, тем не менее, решили провести исследование по всей стране. Вот через эти пункты опорные Института научного атеизма провели и получили такие цифры. Двадцать процентов населения Советского Союза — религиозные люди. Двадцать процентов. Эти цифры надо было как-то обнародовать, потому что, ну, читают же лекции по научному атеизму, в них информацию об уровне атеистической зрелости и религиозности надо давать. Была подготовлена статья силами сотрудников Института научного атеизма и привлечёнными сотрудниками со стороны, была намечена публикация в «Правде», статья об уровне атеистической зрелости. И там, в этой статье, было сказано, что в результате исследований только двадцать процентов населения остались на религиозных позициях. Эта цифра сразу насторожила редакцию. Статью вернули и сказали: «Статья хорошая, но подумайте над цифрами». — «Подумайте… Что значит подумайте? Новое исследование проводить?». — «Да нет, ничего не надо проводить, над цифрами подумайте». Ну, народ дошлый, подумали и… написали, что уровень религиозности по данным исследования такой: в нашей стране только десять процентов активно верующих, а десять процентов — пассивно верующих. О, это прошло! Хотя и ежу понятно, как у нас говорят, что у нас значительная часть верующих — это пассивно верующие. Активность или пассивность — это уже деятельность, а не убеждение.

140   М. С.: Была такая официальная формулировка: от восьми до десяти процентов взрослого городского населения верующие, в сельской местности процент несколько выше^[33].

141   Н. Г.: А ведь было известно, что во Львовской области уровень религиозности зашкаливал за всё мыслимое и немыслимое. Там, в одной Львовской области, больше тысячи храмов было. И вообще, Западная Украина она и сейчас остаётся, так сказать, помешанной на национализме, связанном с религиозной такой окраской.

142 Ну вот, чтобы представление об этом было, я и сейчас студентов предупреждаю, что когда я вам даю цифры, это условно, это примерно, это позволяет какой-то масштаб определить, а не доскональную картину. Есть у нас религиозные организации, у которых учёт верующих ведётся поштучно. Есть. Но у большинства такого не водится. А то начинают говорить, чуть ли не сегодня где-то мелькнуло сообщение, что у нас считается 70 процентов населения религиозным. А я Вам сказал, как сами церковные деятели оценивают. Как Патриарх в одном из выступлений, я имею в виду предыдущего Алексия II^[34], он в каждом декабре выступал перед духовенством Москвы, и он сказал: «Вы мне отчёты присылаете, что у нас тут 60–80 процентов верующих, а я-то знаю, что реально верующих у нас не более 6 процентов». Это те, которые понимают, что такое православие, и которые хотя бы раз в году причащаются. Социологи тоже полагают критерием: чтоб человек знал, а не говорил: я верующий. Какой ты верующий? — Да верующий, и всё. А ты бы всё-таки представлял конфессионально, что в храме происходит. И хотя бы раз в месяц ты эту свою религиозность продемонстрировал. Был в храме, помолился. Так и по этим данным получается тоже 6 процентов. <…> Так что социологические исследования это очень серьёзный и наиболее показательный из тех, которые есть, реальный способ ориентации в этой ситуации.

143   М. С.: Ну, Виктория, какие вопросы ещё остались?

144   В. С.-Р.: У меня осталось несколько вопросов таких, чтобы подвести итоги. Один, который меня очень интересует, это изменилось ли Ваше представление о религии за то время, сколько, вот пятьдесят лет уже, Вы занимаетесь этим вопросом? О религии и об атеизме. И, если изменилось, то как? В каком смысле?

145   Н. Г.: Не изменилось. Я Вам говорил, я как считал, что религия — это порождение определённых обстоятельств жизни, так и считаю. Я не считал, что религия — это явление искусственное, или, там, преднамеренное. Это закономерный результат человеческого развития и эволюции. Иначе это не могло быть. Это зародыш этики, эстетики, науки, политики. Всё первоначально проходило через стадию религиозного восприятия. Как считал я, так и считаю. Было советское время, я был советским человеком, и никаких диссидентских идей у меня не было. И никаких желаний протестовать каким-то образом тоже не было. Хотя я был в сорока странах, в том числе в Америке, и мне не раз предлагали там остаться. Я оставался тем, каким был.

146 Я надеялся, что всё-таки тот эксперимент по выходу на более высокие рубежи, чем религиозность, у нас состоится. Хотя, ну действительно, много было несуразности. С одной стороны, мы говорили, что противоречие — это источник движения, и на Гегеля там ссылались. А, с другой стороны, решительно выступали против всяких противоречий в повседневной жизни. С одной стороны, говорили, что бытие определяет сознание, а, с другой стороны, говорили, что с помощью сознательной деятельности можно изменить бытие и религиозность, как фактор. Я всегда объективно старался характеризовать и религию и атеизм и, если меня спрашивали или если мне необходимо было, я говорил, что я отдаю предпочтение атеизму. Сейчас в этом нужды нет.

147 Сейчас я придерживаюсь точки зрения, что задача религиоведения, в том числе и моя задача, — дать объективную информацию о религии: и как о форме духовности, и как о социальном явлении, дать исторически и современно, с тем, чтобы люди могли сами разобраться. И я должен сказать, что такая точка зрения, она оправдывается. Я до сих пор встречаю ситуацию, когда мне мои нынешние студенты говорят: «Моя мама у Вас училась, слушала Ваши курсы». Мне говорят, в том числе здесь один профессор, бородатый, у которого жена у меня слушала курс, говорит, благодаря этому курсу, она стала верующим человеком. И такие есть ситуации. Сейчас я работаю с культурологами и с пиарщиками, встречаю моих бывших выпускников, которые говорят: «Нас заинтересовала эта проблематика». А я им доказываю, что пиар — это такая работа, которая требует понимания людей и, в том числе, религиозных людей, и нерелигиозных тоже. И поэтому курс религиоведения для вас профессиональный, а не просто так, для общего развития. Вот эта позиция, мне кажется, наиболее разумна. Вчера даже с диаконом в Университет священник приехал, я с ним беседовал, выяснял некоторые вопросы. Он говорит: «Я по Вашему курсу, по лекциям Вашим…». Ну, и слава Богу, как говорят атеисты.

148   В. С.-Р.: Вопрос ещё один. По атеистическому воспитанию. Эффективность этой работы. Интересно рассказываете, что результаты были самые разные, что некоторые люди от курсов научного атеизма пошли, ну у них возник интерес к религии, а у других, наверное, он не возник, я не знаю, ну а цель атеистического воспитания когда-то была — преодолеть религию. Ну и выработать научное мировоззрение. И как бы Вы определили эффективность полной системы атеистического воспитания.

149   Н. Г.: Я Вам отвечу вопросом на вопрос. Достижимо ли такое состояние, когда все, или подавляющее большинство, будут иметь научное представление о мире? Не вообще представление, а вот станут ли все учёными? Не станут. Точно так же и атеистами не станут, даже при самых оптимальных условиях, потому что всегда сохранятся вот те факторы, которые в индивидуальном и социальном плане порождают религиозность. Точно так же никогда не будет такой ситуации, когда все станут религиозными людьми. Какие были суровые времена в прошлом, люди под пытки шли, но отстаивали свои убеждения. Я думаю, что всегда люди будут разноплановыми.

150   В. С.-Р.: А Вы всегда так думали? В смысле, когда Вы начали заниматься атеистическим воспитанием…

151   Н. Г.: Да, я считаю, что в этом ничего такого невероятного нет, что люди разные. И эта разница касается и эстетических взглядов, и этических и прочих. У нас был серьёзный недостаток в советское время, что хотели сделать всех единомыслящими, единочувствующими и единодействующими. Что даже, ну, человек развёлся с женой, и это рассматривали как нарушение партийной и советской этики. Как в анекдоте: жена пожаловалась, что муж не выполняет свои обязанности, его вызывают на партийное собрание и говорят: «Слушай…», а он: «Ну, я импотент… — Нет, ты вначале коммунист, а потом импотент». Вот такой анекдот, но это действительная ситуация. Это немыслимо, хотя это и неправильно называется тоталитаризмом.

152 У нас сейчас то же самое, вот эта вся кампания по «Единой России», по Общенародному фронту, всем шагать вместе… Это заранее убыточная ситуация, это невозможно сделать. Есть какие-то параметры основные, вот пять, там, два, три, четыре принципа, в которых должно быть единство. Но во всём остальном, это разные люди, разные природные и прочие условия, они и должны быть разные.

153 Вот я задаю своим студентам вопросы. Выясните, возможна ли общая религия для всех? И задаю вопросы религиозным людям. Я читаю курсы религиоведения в религиозной аудитории для лютеран, для будущих пастырей. И ставлю такие вопросы. И они мне говорят, что нет, конечно, невозможно. Даже сейчас, какую ты ни возьми конфессию, там нет единства. Католическая конфессия, миллиард последователей, все разные. У католиков такая тьма расхождений, а уж между православием и католицизмом, между ними и протестантами… Не может быть унификации, разная ментальность и так далее. И, поэтому, любая попытка унифицировать это всё, она заведомо обречена на неудачу и она, к сожалению, показатель дурных намерений инициаторов, которые лелеют мысль подчинить глобально как можно больше людей своей воле. Но это такие диктаторские замашки, которые ничего хорошего не дают. Должно быть, вот правильно говорили, сто учёных пусть спорят между собой, пусть расцветают сто цветов, и так далее. Да, так и должно быть. Но эти проявления, они должны быть, ну, искренними.

154 Вот сейчас у нас дебатируется проблема патриотизма. И говорят, это наша проблема. А мне запомнился один эпизод. Вы знаете, что у нас наше ноу-хау — это КВН, «Клуб весёлых и находчивых». Знаете, зародилось у нас, причём, первые кавээнщики были одесситы, такие язвительные ребята. Потом часть из них уехала в Израиль, из Израиля они попали в Соединённые Штаты Америки, там распространили КВН…

155   М. С.: Как говорилось, — находчивые остались, весёлые вернулись.

156   Н. Г.: Что меня поразило. Было организовано соревнование команд КВН России и Америки. Вышли, наши вышли, ну, тоже закалённые кавээнщики, сейчас они сделали карьеры разные, и все они были немножко диссидентами. Есть у нас такое выражение «кукиш в кармане показывать». Что такое «кукиш» Вы знаете, да? Язвили, и никаких ура-патриотических таких сцен, или призывов или кричалок не было. Это считалось дурным тоном. И вот, значит, наши вышли там, чего-то проговорили, выходят американцы. Выходят, одесситы, одна негритянка только, да, чёрная, остальные одесситы. Выходят с американским флагом в руке и поют: «От берега до берега раскинулась Америка, Америка, Америка — великая страна!». Я так посмотрел-подумал: «Господи, вас чуть-чуть там подкормили, вы чуть-чуть там увидели лучше, и вы уже запели: „От берега до берега раскинулась Америка, Америка, Америка — великая страна!“».

157   В. С.-Р.: Ну, это типично эмигрантское отношение, потому, что американцы бы так себя не вели.

158   Н. Г.: Но я же Вам сказал, что это не американцы были. Конечно, страну, где ты себя чувствуешь лучше, чем в том месте, где ты раньше был, ты с большим уважением воспринимаешь, и т.д., но измерять её только такими благами тоже неверно. И, с моей точки зрения, вообще идея патриотизма это идея анахроничная, к сожалению. На фоне глобализации, на фоне всех корпораций, на фоне другом, всё остальное отходит. Уже воспринимается как: да, надо любить свою семью, надо любить своё место, где ты родился, как хорошо в деревне было, детство где прошло, да, это действительно так и есть. Вот я Вам сказал, что я во многих странах был, и всё-таки я считаю Ленинград — самый красивый город. При всём том, что большие столицы от Манилы, там, Сингапура там, Пекина и прочее, до Лондона, Женевы я не раз даже посмотрел. Хорошие, интересные, но наш город лучше. Лучше. При всём том, что я вот эти сорок поездок совершил в советское время, преимущественно.

159   В. С.-Р.: А Вы по работе выезжали или это были туристические поездки?

160   Н. Г.: И то и другое. Чаще туризм.

161   В. С.-Р.: У меня был один вопрос, я просто вспомнила. Какие были связи между атеистами советскими и иностранными, потому, что существовали аналогичные центры, особенно в социалистических странах?

162   Н. Г.: В социалистических странах я был. Дважды в Югославии, был дважды в Чехословакии, был в Польше, был в Болгарии. Даже в Болгарии у нас сотрудничество было в педуниверситете, я читал там месячный курс лекций. В Болгарии, вот, эта моя книга по экуменизму, она так странно оказалась. В Болгарии работник соответствующего учреждения извинялся передо мной, что он взял мою книгу и издал её на болгарском языке.

163   В. С.-Р.: А почему извинялся?

164   Н. Г.: А потому, что он под своей фамилией издал…

165   В. С.-Р.: А-а-а!

166   Н. Г.: Говорил: «Ну, такой был момент, поэтому я прошу прощения», и т.д. Да какая разница. Всякое было.

167   В. С.-Р.: Опыт работы переходил, методика?

168   Н. Г.: Конечно.

169   М. С.: Кроме опыта работы, я добавлю, у нас же очень многие учились студенты из стран Восточной Европы на кафедрах научного атеизма. Они приезжали к себе и становились преподавателями. И мы — как матрица, с которой прокатывалось всё…

170   В. С.-Р.: А наоборот, Вы вот брали примеры из Болгарии, из Чехии, ну из Чехословакии, то, что делалось там, или исследования, которые проводились там?

171   М. С.: Ну, на уровне исследований да, по тому, что публиковалось в научной периодике. Вот, например, Клор, знаменитый исследователь из ГДР, он руководил кафедрой, аналог научного атеизма был. На конференции он и другие приезжали сюда, делали доклады, семинары проводились теоретические.

172   Н. Г.: Я спецкурс читал в Праге, читал в Братиславе, читал в Благоевграде для студентов и наши книги же переводились на эти языки.

173   В. С.-Р.: Как Вас там принимали? Студенты, меня интересует.

174   Н. Г.: Вы знаете, я вам должен сказать, хотите верьте, хотите нет, в числе гуманитарных дисциплин, которые читались, курс «Основы научного атеизма» был самым интересным предметом. Во всяком случае, здесь у нас.

175   В. С.-Р.: Да?

176   Н. Г.: Потому что он был информационно насыщенным. Многие ничего не знали об этом. Они получали впервые эту информацию. Мало того, ведь мы завели такую традицию. Студентам зачёты сдавать, там нужен реферат. Я им говорил: «Ребята, вы можете взять тему, а можете так: посетите три храма и понаблюдайте там, кто в этом храме, какой состав, возрастной, половой, как они реагируют на богослужение, как они реагируют на проповедь». У меня же по этим материалам целая книжка вышла: «Чему учат с амвона»^[35]. Амвон — это центральная часть перед царскими вратами в православном храме. Вот они с интересом ходили. Вначале ходили историки. Ну, я на историческом факультете работал. Потом мои коллеги-преподаватели сказали: «А почему только историки?». И другие. И получилось такое, что меня ректор вызывает и говорит: «Слушай, что ты там делаешь? Мне уже сообщили, что ты гонишь студентов в храмы».

177   В. С.-Р.: Я вот хотела спросить, были у Вас из-за этого проблемы?

178   Н. Г.: А что получилось? Студенты-историки не знают математиков. Это разные факультеты. И те, и другие, пришли за материалом. Историк говорил: «Странное дело, много в храме было ребят такого студенческого возраста, которые внимательно слушали…». А математики говорят о других. И ректор, значит, до него уже дошло это… Я ему говорю: «Понимаете, вот историки. Они здесь раскованные, а в городе они обезличенные. Зашёл он в храм — кто он, что он — неизвестно. А ведь он приедет на своё место работы в село, в посёлок. И будет читать историю религии, ни разу не побывав — он же не пойдёт там в храм. Как это учитель пошёл в храм, когда одной из задач коммунистического воспитания было формирование атеизма? И в результате, он будет говорить о том, о чём он ничего не знает. А так, кроме моих лекций и моих семинарских занятий, если они что-то там не поймут, так я же им объясню. И в результате они получат дополнительную информацию». — «Вообще-то логика есть. Так-так. Достань мне Библию. Я, говорит, сам с удовольствием почитаю». И, в общем, не было такого инцидента, кроме ситуации, когда… Мы же организовали встречи с ребятами из религиозных общин. У нас были баптисты, у нас были адвентисты.

179   В. С.-Р.: Это в какое время было?

180   Н. Г.: Это в советское время, но уже в 1980-е годы.

181   В. С.-Р.: А кто организовал? Кафедра научного атеизма?

182   Н. Г.: Конечно. У нас был клуб. Он назывался «Клуб воинствующих атеистов» — КВАТ. И задача была дать возможность, во-первых, студентам научиться выступать с лекциями, и, во-вторых, познакомить с религиозными организациями. И у нас на некоторые встречи собирались сотни людей. Вот есть у нас тут улица, Малая Конюшенная, там Шведская церковь и рядом с ней зал молодёжный, и мы там проводили. Я уже упоминал Сорокина, проректора Духовной академии, ему предложили: «Выступите перед нашими студентами о православных праздниках». Он согласился. Народу там набилось битком, не только наши КВАТовцы… Он пришёл, в прикиде таком пастырском, хотя, в общем-то, за пределами храма ему с крестом ходить не обязательно, он же не монах, ну, не важно. Он вышел, и, видя огромное количество людей, и говорит: «Братья и сёстры. Вы, конечно, привыкли себя называть товарищами. А я это большевистское слово на дух не выношу. Что оно значит? Товар ищи. Товар. Ищи товар. Это когда были во время гражданской войны продналог, продразвёрстка, когда ездили комиссары и отбирали лишки. И вот они говорили: Ищи товар, товар ищи. Вот отсюда товарищи. Поднимается рука. Кто-то из наших активистов говорит: «Владимир Устинович, вот у меня в руках Симфония». Ну, Симфония — это предметный указатель к Библии. Я не знаю, у Вас там есть он или нет, в Америке.

183   М. С.: Есть у них, конечно.

184   Н. Г.: Симфония — это книга, где упомянуты все слова Библии, с указанием, где они произнесены. — «Так вот это у меня Симфония. И тут тринадцать раз упомянуто слово „товарищ“. Апостол Пётр и товарищи; товарища поднимут, если он упадёт. Так что большевики уже и в Библию влезли? А Пушкин — „Товарищ, верь, взойдёт она, звезда пленительного счастья“? А Гоголь — „Нету святее товарищества“? А как заместителя прокурора и министра называли в дореволюционной России? — Товарищ министр. Это что, всё большевики?». Он заёрзал… — «Не трогайте Вы товарища, Вы рассказывайте о праздниках». Вот конфуз произошёл, такой, ну щелчок он получил. Пиарить надо с умом. Он решил, что он, так сказать, посрамит организаторов, на самом деле это вышло не очень. Но, тем не менее, он дважды выступил. За один раз не успел рассказать все праздники. Выступали и представители других конфессий.

185 Наверняка Михаил Юрьевич Вам сказал, что у нас есть Научно-методический совет, куда мы приглашали (не все идут, я уже говорил) ректора католической духовной семинарии, сейчас академии. Это мне удалось заманить, ну, не заманить, а пригласить, только через главу католической церкви^[36], он, правда, сейчас в Белоруссии. На одном из юбилеев, где присутствовали религиозные деятели, я ему говорю, что вот контакты же вообще-то нужны. И говорили там о контактах между разными религиями, между верующими и неверующими, я говорю: «А вот Ваш ректор духовной семинарии не хочет идти на контакт». Епископ посмотрел, говорит ректору: «Почему? Как же так? Так вот, я Вас обязываю регулярно встречаться и давать информацию». Совершенно верно. Мы ведь туда приглашаем не для полемики, не для дискуссии.

186   В. С.-Р.: А какая цель у Научно-методического совета?

187   Н. Г.: Цель, прежде всего, ознакомительная. Нам заявляют: «Ну, Вы там невесть что о нас говорите». Наш ответ: «Мы говорим о Вас то, что мы знаем. Вот Вы хотите, чтобы мы говорили о Вас правду, так Вы нам расскажите правду. Вы дайте нам информацию о своей вере, тогда мы её и будем давать. А если Вы не будете, то, что мы найдём, то и сообщим. Нравится вам или не нравится. И среди своих, участников совета, у нас тоже установка такая — не полемизировать, не спорить, не возражать, задавать вопросы — что не понятно, что там не отчётливо — пожалуйста. Что Вы нам дадите, эта информация и пойдёт дальше».

188   В. С.-Р.: А куда информация идёт дальше? Распространяете её?

189   Н. Г.: Преподавателям. Студенты приходят, старшекурсники. И экскурсии по храмам, по общинам. Наши религиоведы и в синагоге были, и в мечети были, и у Свидетелей Иеговы были, и у мормонов, ну, в общем, везде. Везде, где есть возможность установить контакты и получить объективную информацию. Так вот наша задача — дать именно такую информацию, руководствуясь которой человек сам делает выбор. И он может поблагодарить за это, может и не заметить это. на самом деле это, так или иначе, скажется на его выборе.

190   В. С.-Р.: И Вы в обществе «Знание» принимали участие ещё в советское время?

191   Н. Г.: Конечно.

192   В. С.-Р.: И тогда этот Научно-методический совет существовал как секция научного атеизма или это уже…

193   М. С.: В нынешнем виде он возник позже, уже после 1991 года.

194   В. С.-Р.: А что случилось с отделом научного атеизма общества «Знание»?

195   Н. Г.: Там занимались лекторской работой. Ведь Общество — это лекции. И эти лекции не только читались в городе, но и в других местах. И я вот должен сказать, что какие лекции были собиравшими массовую аудиторию? Ну, например, молодёжные. Лекции «О дружбе и любви», «О хорошем поведении», «О хорошем тоне», «Как вести себя в обществе».

196   В. С.-Р.: И это считались атеистические лекции?

197   Н. Г.: Нет, это этика. Но я, например, читал эти лекции и первая брошюра у меня вышла на грузинском языке. Лекцию «О товариществе, дружбе и любви» я читал в Грузии, и они на грузинском языке тут же отпечатали. А из тем, связанных с религией, — «Идеологическая борьба и религия», «Религия в планах антикоммунизма» (я Вам говорил). Причём, это лекции, которые имели под собой достаточно убедительную фактуру. Нас, советских, постоянно упрекали в том, что у нас не всё благополучно. И на этом делали определённый акцент, это да. И вместе с тем, ну те, кто приезжал сюда, не могли не понимать, что да, всякого рода несправедливости были, но этим наша жизнь не исчерпывалась. Я не беру, конечно, 1920–30-е годы, тогда были события, от которых пострадали все. Это были годы, когда надо было наказывать за нереальные вины, потому что стыдно было говорить о реальной вине. А реальная борьба была внутри партийных там рядов, реальная причина была в том, что те, кто делал революцию, не умели делать послереволюционное общество. Че Гевар у нас не было, к сожалению. Че Гевара, когда его сделали министром, он увидел, что не может… Вы знаете, кто такой Че Гевара?

198   В. С.-Р.: Да, конечно.

199   Н. Г.: «Че Христос». Так он плюнул на это, взял автомат и пошёл в Сельву обратно. Он не мог конструировать, он мог только воевать. А у нас были такие, которые воевать ещё как-то умели, а дальше — ни-ни, а бросать постов не хотели. И отсюда, в общем, там было достаточно много проблем. А когда война уже более или менее шла к победе, после 1943 года, и в послевоенное время, даже при дурачестве Хрущёва, всё-таки уже нормально функционировали церкви. Были, конечно, ограничения. Коммунистам нельзя было участвовать в обрядах, потому что это зафиксировано было в Уставе партии, коммунистическое воспитание было обязательным, но каких-то там напряжённых отношений не было. Жили все иерархи спокойно, с властью находили общий язык, и выполняли указания власти: и внутренние, и внешние.

200 Вот я столкнулся с таким, опять личный пример. Меня попросили написать книгу «Идеологическая борьба и религия в планах антикоммунизма»^[37]. Ну, я стал собирать материал. Пришёл в редакцию и говорю: «Знаете, писать-то мне не о чем, потому, что за меня уже всё сказано». Кем? Патриархом, митрополитом, муфтием, тем-то, тем… Не только нашими. Я собрал просто все отзывы. Скажем, католический ксендз был из Рима в Литве, он сказал, что с религией там всё нормально. Из арабского мира приезжали, увидели в советской Средней Азии, что ислам там процветает. Я говорю: «Всё сказано. Они уже опровергли этих антикоммунистов, которые клевещут, что у нас все в загоне». И в результате моя книга оказалась подборкой этих высказываний. Я так писал, что вот распространяется тезис о том, что у нас закрываются храмы. А вот тот-то говорит то-то. А вот этот говорит, что в Англии вообще 600 храмов за год закрыли. И там только одно условие: можно превращать в ресторан, в рынок, только разрушать нельзя. А нерентабельно — закрывают, ну и так далее. Вот эти материалы пользовались определённым интересом, потому что вообще интерес к зарубежной ситуации у нас был. Ну и особенно, если человек посещал западный мир и какие-то факты мог оттуда привести, это тоже вызывало интерес. И это всё шло по линии общества «Знание». И это давало возможность заработать, если ты выбрал хорошую тему, которая привлекает, платные же мероприятия были…

201   М. С.: …и зарабатывали…

202   В. С.-Р.: А для зарабатывания имело значение, сколько людей приходят на лекции?

203   Н. Г.: По-разному было. Бывало, приходишь, тебе путёвку дают в цеху читать…

204   М. С.: Ну, я Вам рассказывал…

205   Н. Г.: Вот он Вам рассказывал, и я Вам расскажу тоже. Харьков, мой родной, областной центр, где я родился. Я приезжаю на неделю, читаю лекции, и одна из лекций — в депо железнодорожного вокзала, станция. Депо ремонта электровозов. Ну, какая разница, депо так депо. После рабочего времени уже так. Прихожу, сидит народ, машинисты, которые проработали там сутки или двое, им бы надо отдохнуть, а им сказали: «Не пойдёте на лекцию — денег сегодня не получите. Только завтра. А все, кто будет на лекции — получат сегодня». И при мне начальник этого депо это им выкладывает: «Надо быть на лекции, иначе зарплаты сегодня вам не видать». И ушёл. Эти сидят, мужчины, я вижу они смотрят на меня, думают, только тебя, паразита, не хватало нам ещё. Мы по двое суток тут без смены работали. Ну, я какие только анекдоты умудрился рассказать, какие только события, всё, что я из-за границы мог привезти, сорок минут лекция, я смотрю на часы. Они говорят: «Товарищ лектор, продолжайте, интересно, мы с удовольствием послушаем». И я им полтора часа читал, они благодарили. А я этому начальнику говорю: «Вы хоть соображаете, что Вы делаете? Как можно так, Вы же натравливаете аудиторию на лектора. Да после одного раза никто к вам больше не придет». Вот бывали такие ситуации. И можно было выходить только за счёт изобретательности.

206 Вот последнее моё ноу-хау, кулинарный техникум, как в выступлении Хазанова, это рядом здесь, на Петроградской стороне. Звонят из общества «Знание». Десятого сентября, из этого техникума пошли нехорошие слухи, что там оказалась в числе учащихся, ну, принятых, девочка из Свидетели Иеговы, и вокруг неё такая нездоровая атмосфера.

207   В. С.-Р.: Это ещё в советское время?

208   Н. Г.: Нет, это в позапрошлом году. Просят, прочтите им лекцию о религии, как-то там успокойте их. Ну, я думал, что группа там человек двадцать. Приезжаю туда, с директором переговорил, пошли в актовый зал, захожу, а там сидит двести пятьдесят человек. Десять групп по двадцать пять человек. Они только десять дней здесь, они ещё друг друга не знают, возле каждого сидит воспитатель. Я думаю: Господи, куда ты меня привёл? Но уже же никуда не денешься. Представили меня профессором. Я говорю: «Ребята, я вам сейчас буду читать лекцию вот на такую-то тему. Я постараюсь дать вам интересный материал, и буду говорить я ровно сорок минут. Если я затяну лекцию хотя бы на одну минуту, я разрешаю вам протестовать любым способом: свистеть, кричать, топать, всё, что угодно». — «Не может быть!». — «Ну, я Вам говорю! Я сказал, так и будет». Они сразу на часы, а у меня часов нет на руке. Но у меня часы внутренние, я же читал лекции много раз. И они все слушают и на часы смотрят, сколько времени. Я им, чтобы их заинтересовать, сказал, что религии разные бывают…

209   В. С.-Р.: А о чём лекция была?

210   Н. Г.: А лекция была — «Религия в нашем городе». Вот так в Обществе «Знание» сказали, просили объяснить, что у нас с религией.

211   В. С.-Р.: А как лекция должна была успокоить детей, которые как-то собрались вокруг девушки?

212   Н. Г.: Да не в этом суть. Из одной группы это поступила такая информация, и руководитель этого училища заказал для этой группы лекцию о религии. А решили, ну что, коли уж лектор пришёл, так что уж тут из-за одной группы, и они согнали всё училище.

213 Ну вот, читаю я, читаю, чувствую, что время всё. Тридцать девять минут. Все разразились аплодисментами и выходят и говорят: «Клёвая лекция, клёвая лекция, здорово». Воспитатели подходят, а рядом со мной сидел директор. Воспитатели говорят: «Как это лектор решился на такой непедагогический приём? А если бы он не выдержал этого? А если бы…». А директор говорит: «Вы своих двадцать пять человек не могли удержать. А он удержал двести пятьдесят. Так что вы? О чём вы говорите? Идите и учите, и воспитывайте!». Так вот, это единственный раз, после этого у меня не было таких возможностей, но просто лекторская работа, она вырабатывает реакцию уже на разные ситуации. И перед такой озлобленной аудиторией, как эти машинисты, и перед другими. Однажды обратились из Петрозаводска, Карелия. Просят прочитать лекцию в посёлке лесорубов. Интересуюсь: а Вы спрашивали, какие лекции там хотят? Вот для рабочих, вот для студентов… Их организации заказывают и оплачивают. И получаешь деньги уже в обществе «Знание». А здесь предлагались публичные лекции, когда просто продавались билеты. Ну, обычно на лекцию пойдёт там двести-триста человек, и там лектор зарабатывает значительно больше, там сорок процентов, скажем, от выручки он получает. А так он девять рублей получал за лекцию. Ну, для того времени неплохо — «Стрелой» из Москвы в Ленинград можно было проехать за восемь рублей. И когда двенадцать рублей за лекцию стало, а потом двадцать пять рублей — так это немыслимая сумма. Разные деньги были. Так вот, еду в этот посёлок и там лекцию надо было провести. Машина сломалась, я еду в автобусе, там километров двадцать, наверное, от Петрозаводска, несколько остановок. На одной из остановок вваливается группа ребят. Ну, лесорубы они и есть лесорубы. Парни лет так по двадцать с лишним, такие… и тут стоит на площадке кто-то из них и спрашивает: «Люди, а куда вы ломитесь?». — «Да ты понимаешь, платную лекцию будут читать. Надо посмотреть, что это за диво». Тут на бесплатные никто не идёт, а тут платная. Ну не может такого быть, чтобы платную лекцию просто так назначили. Вот и такая была ситуация…

214 В общем, я должен сказать ещё раз. Что лекции на темы религиозные, они не столько носили характер критики религии, ну даже фактически критики религии и не было, сколько была критика манипулирования религией в политических целях. А это явление было, сейчас оно меньше стало. Я с удивлением узнал, что BBC прекратило передачи на русском языке…

215   В. С.-Р.: Да?

216   Н. Г.: Да. Нечего же, не о чем говорить.

217   М. С.: Нам уже не могут сказать ничего такого, чего бы мы не знали про себя сами…

218   Н. Г.: Совершенно верно. А тогда у наших международников зарубежная информация пользовалась спросом, потому что они получали с помощью вот этих «голосов» и из других источников материал, который по открытому радио не шёл. Также и о вопросах религии. Ну, люди, в общем-то знали, что у нас на Пасху творится, что на Рождество творится, что храмы существуют — мало их или много. Так сейчас храмов много, но они пустые. Скоро монастырей уже до тысячи дойдёт, так они там из настоятеля монастыря и сторожа. Всё, больше никого нет. И тогда были перегибы в ту или иную сторону. Но самое главное было то, что критика религии у нас была инструментом, так сказать, воспитания убеждений, что это временное явление, что наступит такое состояние, когда иллюзорные всякие формы отпадут, а будет только вот истина в чистом, открытом виде. Это тоже, так сказать, крайности были, и вот в столкновении этих крайностей люди видели определённый интерес, ну и им хотелось узнать. А если лектор обладал ещё достаточным материалом, то это делало его популярным…

219   В. С.-Р.: Спасибо! Было очень интересно послушать. Спасибо большое!

3 С особым скорбным чувством открываю это заседание, так как не только как учёный я преклоняюсь перед вкладом, сделанным Н. С. Гордиенко в познание окружающей нас общественной жизни, но также потому, что мне посчастливилось быть его соратником, среди его учеников, хотя он и не был научным руководителем моей диссертационной работы. Развитию своей творческой деятельности я в немалой степени обязан его доброму ко мне отношению. За тридцать лет, проведённых в содружестве с Николаем Семёновичем, я перенял часть его опыта, и не только как от учёного, но и как от организатора одной из видных школ религиоведения России настоящего времени.

4 Его творческая мысль неистощимо работала, и он принимал живое участие в совместной работе учёных РФ и других стран. Н. С. Гордиенко был не только талантливым учёным, но и большим учителем. Оставил после себя значительное количество учеников, рассеянных по всему свету. У шестидесяти семи человек Николай Семёнович был научным руководителем. Даже в последние дни, находясь на больничной койке, он был обеспокоен подготовкой последнего аспиранта.

5 Работы Н. С. Гордиенко получили мировое признание. Его книги выходили в свет большими тиражами на многих языках народов мира. В 1996 г. он был избран академиком Международной академии информатизации, имел научные международные отличия, ордена и медали.

6 Н. С. Гордиенко, известный в свете как талантливый учёный наших дней, родился 25 января 1929 г. в селе Андреевка Харьковской области, недалеко от городка Кегичёв в крестьянской семье. Он начал свою жизнь очень скромно. Это был активный, весёлый, любознательный ребёнок. Подвижный с детства, он уже в зрелом возрасте побывал во многих уголках, республиках необъятной Родины — Советского Союза, от Калининграда до Сахалина, и за рубежом — везде, кроме Австралии и Антарктики. Конечно и любимый город — Ленинград — весь обошёл пешком. В студенческие годы Н. С. Гордиенко очень заинтересовался логикой как наукой. Впоследствии участвовал в создании научной базы, выступающей ныне той основой, на которую опирается отечественное религиоведение.

7 Одной из основных черт Н. С. Гордиенко была исключительная наблюдательность, умение обобщать явления, выяснить самое важное, самое нужное. Многие говорят, что Н. С. Гордиенко обладал исключительной интуицией — он как бы чувствовал, как что сделать и что искать.

8 Под интуицией обычно подразумевается какой-то бессознательный процесс, который идёт внутри человека, — это то, что нельзя объяснить, что подсознательно приводит к правильному решению. Я лично думаю, что, может быть, это отчасти и правда, но во всяком случае это сильно преувеличено. Для обычного читателя просто неизвестно то колоссальное количество работы, которое проводит учёный. Он узнаёт только ту часть, которая ведёт к определённым результатам.

9 Наблюдая за Н. С. Гордиенко вблизи, можно было видеть, какое колоссальное количество работы он выполнял. Его энергия и энтузиазм были неисчерпаемы. Он всё время работал, и всё время искал что-то новое. Н. С. Гордиенко публиковал и доводил до сведения своих товарищей учёных только работы с положительными результатами, и вряд ли они составляли больше нескольких процентов той громадной работы, которую он проводил; остальное не только не было опубликовано, но вообще оставалось неизвестным даже его ученикам. Я уверен, что со временем рукописи и письма Н. С. Гордиенко будут нами опубликованы.

10 Иногда только по отдельным намёкам, прорывавшимся в разговоре с ним, можно было уловить, что он над чем-то трудится. Он не любил говорить о проектах своих работ и охотнее говорил только о том, что уже сделано и дало результаты. В продолжение всей своей жизни, столь плодотворной научными трудами, он работал над самыми животрепещущими проблемами — историей религии, научным атеизмом, свободой взглядов, здравомыслием, свободой совести и вероисповедания. Его можно рассматривать как одного из создателей новой главы в науке. Его влияние на международную науку значительно усилилось благодаря большому количеству учеников всех национальностей, у которых он был научным руководителем. Его самоотверженность и необычайная индивидуальность заслужили с их стороны не только уважение и восхищение, но также и глубокую любовь. Так была создана вокруг него крупная школа религиоведов, которая когда-либо существовала в Санкт-Петербурге. И мы понимаем, почему его кончина ощущалась многими учёными как большая личная потеря.

11 Среди особенностей характера Н. С. Гордиенко первое, что мне вспоминается, — это большая его простота. И сам он был простым и поэтому очень искренним. С ним так легко было говорить. Он никогда не был излишне строг, даже тогда, когда наши невольные ошибки раздражали его.

12 Передо мной стоит непростая задача — говорить о научных достижениях такого талантливого учёного, как Н. С. Гордиенко. Он стоял у истоков создания современного религиоведения, внёс большой вклад в эту область знаний. Теперь его достижения и их фундаментальное значение хорошо известны. Наука, которая названа религиоведением, сейчас непрерывно развивается в России. Во многом это развитие идёт из идей Н. С. Гордиенко, его соратников профессоров Г. В. Воронцова, Н. П. Андрианова, «школы Гордиенко», продолжатели которой — его ученики, ныне доктора и кандидаты наук, сделавшие в этой области глубокие исследования.

13 Годы общения и работы с ним были для нас счастливыми, и в том, чего удалось добиться, мы обязаны неизменной заботе и вниманию, которые оказывал Н. С. Гордиенко, не только как учитель и старший товарищ, но и как замечательно добрый и чуткий человек, которого мы любили и с которым у меня с годами возникла дружба. Выступить сейчас перед вами, поделиться своими воспоминаниями — это единственный способ, которым я могу выразить свою благодарность этому большому и замечательному человеку.

14 Почти полвека посвятил профессор Гордиенко работе на идеалы общества «Знание». Очень много сделано им в рамках научно-методического совета сначала по научному атеизму, а с конца восьмидесятых годов по религиоведению общества «Знание» Санкт-Петербурга и Ленинградской области.

15 Именно тогда свобода совести и вероисповедания очищались от излишних напластований и начинали жить теми идеалами, которые востребованы обществом. Именно тогда произошёл поворот от господствовавшей точки зрения к свободе выбора каждого индивида. Совершая нравственный жизненный подвиг, неотделимый от русских, советских устоев, утверждая этот принцип с предельной логикой и ясностью, Николай Семёнович всегда ратовал за чистоту отношений в обществе и между людьми. На рубеже веков история в чём-то стала повторяться. Как ранее власть предержащие не слышали мнения учёных, так и теперь, они к сожалению, глухи к выводам науки. Десятилетия жизни Николая Семёновича были отданы российскому просветительству, «сея разумное, доброе, вечное». Публичные выступления Н. С. Гордиенко проводил с блеском. Слушая его, я видел, как исключительно искусно он строил свои выступления, доклады.

16 Хорошо известно, что Н. С. Гордиенко был не только видный учёный, но и большой учитель. Человек, который занимался такой прогрессивной деятельностью, как в науке, так и в области социальной жизни, не мог не быть привлекательным, в особенности для молодёжи.

17 Н. С. Гордиенко был на 20 лет старше меня, но, несмотря на эту разницу в возрасте, общаться с ним было очень легко и просто. Он был исключительно обаятельный человек и пользовался любовью в самых широких кругах Санкт-Петербурга, России. Его любили, по-моему, все. Я не знаю человека, который к нему хорошо не относился бы. Даже люди противоположных политических и научных взглядов хорошо к нему относились. Исключительная внутренняя доброта и отзывчивость побеждали и покоряли всех. С любым человеком, будь это высокопоставленный чиновник или студент, он разговаривал совершенно одинаково, и оба чувствовали себя легко и просто. Этим он притягивал к себе людей как магнит.

18 Вместе с Николаем Семёновичем я участвовал в создании общероссийской общественной организации «Объединение исследователей религии». Его выступление имело решающее значение, качнув мнение собравшихся религиоведов в пользу создания общероссийской творческой общности. Все эти годы он продолжал деятельность и как председатель Санкт-Петербургского отделения ООО «ОИР».

19 Я довольно часто встречался с Н. С. Гордиенко, и мне посчастливилось снискать его дружбу, и сейчас я вспоминаю о нём с исключительно тёплым чувством. Охарактеризовать облик Н. С. Гордиенко, я думаю, можно так: он был человеком, во всём служившим прогрессу, он был прогрессивным в науке, прогрессивным в своих политических взглядах, прогрессивным в своих философских взглядах и прогрессивным в своей общественной деятельности. Устремлённость в будущее проходит красной нитью через всю его жизнь.

20 Культура человечества растёт, наука движется вперёд, развивается социальный строй, углубляются наши философские представления о взаимоотношении человека с материальным миром. Хотим мы или не хотим, но всё идёт вперёд. Люди делятся на три категории. Одни идут впереди и тратят все силы, чтобы двигать науку, культуру и человечество вперёд, — это прогрессивные люди. Другие, и их большинство, идут рядом с прогрессом, сбоку, они не мешают и не помогают. И, наконец, есть люди, которые стоят позади и придерживают культуру, — это консервативные люди.

21 Тем, которые идут впереди, приходится тяжелее всего, они пробивают новые пути для прогресса, на них сыплются всевозможные испытания судьбы. Таким был Н. С. Гордиенко, и судьба послала ему ряд тяжких испытаний. Спрашивается, почему есть такие люди, которые выбирают этот путь, что заставляет их идти впереди?

22 Мне лично думается, что есть две причины. Умный человек не может не быть прогрессивным. Понимать новое и к чему оно ведёт, может только умный человек, наделённый смелостью и воображением. Но этого недостаточно. Надо ещё иметь темперамент борца. Когда ум соединяется с темпераментом, человек поистине становится прогрессивным.

23 Таким был Н. С. Гордиенко. Первые его работы относятся к середине пятидесятых годов, когда защитил кандидатскую диссертацию по философии «Философские и логические взгляды А. И. Галича». В 1970 г. защитил докторскую диссертацию по философии «Идеология современного православия». Это фундаментальный труд, поставивший Николая Семёновича на видное место в обществоведческой науке. Его работы не связаны с восхвалением «триумфа царей и их падений», они не конъюнктурные. Изучая работы профессора Н. С. Гордиенко, потомки будут беседовать с мастером слова и духа, высокого человеческого духа, воплощённого в творческую научную школу.

24 Теперь, начиная рисовать себе образ Н. С. Гордиенко, чтобы представить его перед вами, я вижу, что время поглотило все мелкие человеческие недостатки и передо мной встаёт талантливый человек поразительного ума и высоких душевных качеств.

25 О профессоре Н. С. Гордиенко — учёном, говорилось и писалось, его имя на слуху. Общепризнанно, что простота, ясность мышления, большая интуиция и большой темперамент — основные черты его творческой личности. Изучая работы Н. С. Гордиенко и наблюдая, как он работает, приходишь к выводу, что всё же главная черта его мышления — это большая независимость и, следовательно, смелость.

26 Движение нашего познания происходит тогда, когда между теорией и практикой возникают противоречия. Эти противоречия дают ключ к более широкому пониманию природы, они заставляют нас развивать теорию. Чем крупнее эти противоречия, тем фундаментальнее перестройка тех законов, которыми мы объясняем процессы, происходящие в обществе, и на основании которых мы улучшаем наше культурное развитие. В науке определённый этап развития требует своего гения. Определённый период развития требует людей соответствующего склада мышления. В истории развития науки наиболее интересны как раз те моменты, когда приходится пересматривать фундаментальные научные концепции, и для этого неизменно учёным требуются ум и интуиция, острое логическое мышление и смелое воображение.

27 Своеобразный характер мышления Н. С. Гордиенко, умение решать крупные проблемы, легко можно было видеть, беседуя с ним на научные темы. Он любил и умел разговаривать с людьми, быстро вовлекая в заинтересованную беседу. Многие обществоведы, особенно теоретики, любят научные споры; процесс спора для них — способ мышления. Н. С. Гордиенко высказывал своё мнение коротко и с предельной ясностью и конкретностью; если ему возражали, то он с интересом выслушивал возражения, и давал свою оценку.

28 Студенты очень любил лекции Н. С. Гордиенко, которые он читал как профессор. Читал с большим увлечением, сопровождал лекцию чёткими, но скупыми жестами, из которых было видно, как конкретно и образно он мыслит. Но интересным для меня в его лекциях было то, что он нередко менял тему. По плану он должен был читать об одном, но потом, по аналогии, его мысль переходила на другое явление, обычно связанное с каким-либо новым социальным событием, произошедшим в обществе и государстве, и он с увлечением начинал рассказывать о том, что его сейчас занимало.

29 Николай Семёнович был непревзойдённым оратором. Как-то в конце восьмидесятых годов нас, лекторов общества «Знание», пригласили выступить перед партийным активом г. Кронштадта. В зале собралась не одна сотня заинтересованных слушателей. Выступать перед такой огромной и шумной аудиторией очень непросто. Профессор Гордиенко первым начал и так овладел вниманием присутствующих, что на протяжении почти получасового выступления стояла тишина.

30 Мне кажется, что при воспитании молодых учёных им исключительно полезно слушать лекции по общим курсам, которые непременно должен читать большой учёный: они научатся тому, чего ни в одной книге найти не смогут, — оригинальному подходу к пониманию явлений природы и общества. Конечно, самое привлекательное в них — это ясность в постановке задачи, простота и прямолинейность методического подхода к её решению. Хочется вспомнить удивительно правильное и глубокое высказывание украинского философа Григория Сковороды. Он был крестьянского происхождения и жил во второй половине XVIII века. Так вот, он примерно сказал следующее: «Мир создан так, что всё простое — правда, все сложное — неправда».

31 Как-то, говоря о применении статистики, кто-то сказал: «Существуют три вида лжи: ложь, наглая ложь и статистика». Это было сказано о статистике общественных процессов. Н. С. Гордиенко хорошо знал, какая опасность таится в необъективности интерпретации данных, имеющих статистический характер, когда учёному хочется получить желаемый результат. Он был строгим и очень критическим судьёй при обработке статистических результатов.

32 Я не работал совместно с Н. С. Гордиенко на одной кафедре, но я знаю, что до конца жизни он неизменно уделял много времени и сил своей научной работе. Пожалуй, не меньше внимания и сил он отдавал руководству молодёжью. Мелочной опекой он не занимался, но он всегда сам интересовался как выбором научной тематики, так и методическим подходом к решению поставленных задач. Самое замечательное качество Н. С. Гордиенко как учителя было его умение направить работу, поддержать начинание учёного, правильно оценить полученные результаты. Самое большое, что он ценил в учениках, — это самостоятельность мышления, инициативу, индивидуальность. При этом надо сказать, что Н. С. Гордиенко использовал всё возможное для того, чтобы выявить в человеке его индивидуальность. Он многим готов был пожертвовать, чтобы только воспитать в человеке независимость и оригинальность мышления, и если они проявлялись, он окружал его заботой и поощрял его работу. Н. С. Гордиенко считал, что начинающему учёному не следует давать технически трудную работу. Для начинающего работника, даже если он и талантлив, нужен успех, не то может произойти необоснованное разочарование в своих силах. Если у ученика есть успех, то надо его справедливо оценить и отметить.

33 Как-то в одном из откровенных разговоров Н. С. Гордиенко мне сказал, что самое главное для учителя — научиться не завидовать успехам своих учеников. Эта глубокая истина произвела на меня сильное впечатление. Главным свойством учителя должна быть щедрость. Несомненно, Н. С. Гордиенко умел быть щедрым, это, по-видимому, его главный секрет.

34 Несомненно, понимание и интерес к людям и доброжелательное отношение к ним чувствовали сами окружающие Николая Семёновича люди, поэтому другой раз его чересчур прямолинейные высказывания, полностью компенсировались его добродушием и доброжелательством.

35 Конечно, правильная оценка людей и понимание их было результатом того, что Н. С. Гордиенко был тонким психологом, люди его интересовали, и он хорошо в них разбирался. Его характеристики людей были очень откровенны. Как и в науке, его описание человека было всегда кратко и очень точно. Неизменно я убеждался, что оно правильно.

36 Для меня смерть Н. С. Гордиенко была не только потерей вождя, учителя и друга. Для меня, как и для ряда творчески мыслящих людей, эта скорбная утрата представляется также вехой потери целой эпохи в религиоведческой науке, педагогике и практике. Но всё же, в год смерти Н. С. Гордиенко безвозвратно ушла та счастливая и свободная научная работа, которой мы так наслаждались в прежние годы. Наука потеряла свою свободу. Она обогатилась новым знанием, но она стала пленницей денежного мешка, и часть её покрывается пеленой. Продолжение нынешней политики приведёт русскую науку к горизонту пуржистой мглы полярной ночи.

37 В заключение мне хотелось бы сказать об одной маленькой черте его характера, которая придаёт ещё более обаяния и человечности его характеру. У Н. С. Гордиенко была одна слабость: он любил коньяк. Любил он не в вульгарном смысле, но он любил аромат коньяка, великолепно разбирался в его многочисленных марках, знал историю каждой, с удовольствием рассказывал о них, собрал большую коллекцию марочных коньяков.

38 Вот краткий очерк деятельности и облика человека с большой буквы. Я считаю счастьем для себя, что мне пришлось знать и любить этого замечательного человека и общаться с ним. Такие люди, как Н. С. Гордиенко, перестают быть только местной гордостью, где они родились и работали, они становятся гордостью Санкт-Петербурга, всей России.

2 С доктором философских наук, профессором Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена Николаем Семёновичем Гордиенко я познакомился в начале 90-х годов прошлого века. Он был тогда председателем Научно-методического совета по религиоведению.

3 На Совете присутствовали религиоведы, преподаватели и научные сотрудники, представители религиозных организаций. Там всегда обсуждали самые насущные вопросы, начиная от наших местных проблем и кончая обсуждением проекта Конституции Российской Федерации. Мы регулярно встречались с лидерами различных религиозных направлений — и в их приходах, и у нас в Совете. Совет всегда с уважением относился к мировоззренческому выбору различных религиозных организаций. Понятия о тех или иных религиозных организациях Совет получал из первых уст, а поэтому обладал самой достоверной информацией о них. Всем этим руководил Николай Семёнович.

4 Он всегда настаивал, чтобы члены Совета толерантно относились к носителям религиозных воззрений, считал, что перед законом все люди равны, независимо от их убеждений.

5 Профессор Гордиенко отличался логическим мышлением и стремлением точно высказывать любую информацию. Помню, когда мы вступали в XX столетие от Рождества Христова, то по радио было объявлено: «2000 год — это первый год XX столетия». Николай Семёнович выступил по городскому трансляционному радио и исправил ошибку дикторов, назвав 2000 год последним годом XX столетия.

6 Он очень любил молодёжь, которой преподавал в университете и, постоянно общаясь с молодыми людьми, сам становился молодым, энергичным, жизнерадостным.

7 Когда на Левашовской пустоши во время открытия памятника жертвам политических репрессий он увидел много молодёжи из нашей Церкви, то сказал нам, что «раз у вас так много молодёжи, то у вас есть будущее».

8 На всех конференциях, посвящённых религиозной жизни в Российской Федерации, он выступал с призывами отстаивать свободу совести, которую закрепила за каждым гражданином нашей страны Конституция.

9 Он знал много афоризмов и умел их применять. Библия говорит: «Слова мудрых — как вбитые гвозди» (Еккл. 12:11). И его афоризмы были действительно скрепляющими средствами при его выступлениях.

10 Николай Семёнович был контактным человеком. К нему можно было всегда подойти и получить добрый совет в тех или иных трудных ситуациях. Он обладал богатым жизненным опытом, которым охотно с нами делился. И память о себе он оставил светлую.

2 Первая моя встреча с Николаем Семёновичем Гордиенко произошла весной 1988 г. в городе Донецке в гостинице «Славутич». Донецк тогда по праву называли городом «миллиона алых роз», столицей шахтёров, и в советские годы меня часто посылали туда читать лекции о шедеврах Русского музея на различных предприятиях как самого города, так и области. Оплачивало все расходы Всероссийское общество «Знание». Обычно мне бронировали одноместный номер, но в этот раз администратор, которую я хорошо знал по предыдущим поездкам, смущённо сказала: «В городе проходит съезд профсоюзов шахтёрских организаций, и мы можем предоставить только двухместный номер, Ваш сосед уже расположился. Я думаю, вам будет комфортно, так как он тоже из Ленинграда». Понимая всю сложность ситуации, я безропотно согласился, хотя перспектива жить с кем-то в одном номере мало меня прельщала.

3 Поднявшись на третий этаж, я нашёл свою комнату и вежливо постучал, на приглашение войти открыл дверь. На встречу поднялся крепкий коренастый мужчина с седой головой, в старомодных роговых очках, протянул руку и представился: «Гордиенко Николай Семёнович». Это имя в Ленинграде и во всей стране было известно всякому, кто хоть как-то был связан с проблемами научного атеизма и религиозного мировоззрения. По учебникам и книгам, написанным Николаем Семёновичем, учились студенты всего Советского Союза. А его труд по истории православия был признан лучшим и переиздавался на разных языках мира, вплоть до японского. Уже тогда он был «живой легендой», обширная научная и общественная деятельность делала его известным широкому кругу людей.

4 Ещё в ранней юности, когда меня всерьёз стали интересовать вопросы религиозного мировоззрения, я обращался к его книгам, находя ответы на многие вопросы, которые требовали глубокого размышления. Я сразу сказал ему: «Я понимаю, что меня рядового сотрудника Русского музея могли поселить в двухместный номер, но как Вас, учёного с мировым именем, могли разместить таким образом?» На что Николай Семёнович весело мне ответил: «Да полноте, это вам так кажется, потому что вы книжки мои читали, а для большинства людей я обычный преподаватель института имени Герцена». Вот эта необыкновенная скромность, простое человеческое отношение навсегда запомнилось мне и сопровождало меня всю жизнь.

5 Николай Семёнович продолжил: «Ну, вы наверно с дороги, устали, давайте перекусим». В то время на наши зарплаты мы не могли позволить себе не только пойти в ресторан, но и в заурядное кафе, старались на всём экономить, еду брали с собой, а в случае необходимости покупали в магазине или на рынке. Пища была самая обычная: сыр, хлеб, колбаса, чай. Николай Семёнович широким жестом пригласил меня к столу, на котором был приличный кусок сала, чёрный хлеб и 4 яйца. Я сказал ему: «Это самая вредная пища», на что он шутливо ответил: «Вы ничего не понимаете, для настоящего украинца сало и яйца — самые диетические продукты». «А вы что, с Украины?», — «Да, украинец, и родился недалеко от этих мест на Харьковщине, а с трёх лет, до войны жил в Донбассе, в городе Дружковке». Мы сели, он стал рассказывать о своей жизни, о своей работе, но всё это было настолько деликатно и ненавязчиво, что скоро я стал задавать ему вопросы. Он любил не только говорить, но и слушать. Долго расспрашивал о том, чем занимаюсь я, какую работу веду в Русском музее, какие лекции читаю.

6 В то время я был очень увлечён изучением древнерусского искусства. Уже тогда меня интересовала символика христианских храмов, древнерусских икон и особенно тайны и загадки различного типа крестов. Я рассказывал ему о своих представлениях и предположениях по этим вопросам, он тактично поправлял меня, когда замечал неточности, или просто ошибки, советовал какую литературу прочитать, где её найти.

7 Читали мы лекции в разных организациях: это были и вузы, техникумы, а однажды нас даже спускали в шахту. У меня дома до сих пор хранится ламповый номер шахтёра, который я попросил оставить в качестве сувенира. После двух дней пребывания в Донецке нас отправили по городам Донецкой области. Это были небольшие города Славянск, Харцызск. Но особенно мне запомнилось наше пребывание в Горловке. Администрация местного музея, узнав о том, что в городе гостит учёный такого уровня, попросила нас о встрече в его стенах. Я взял на себя роль ведущего, рассказал о Николае Семёновиче, о его большой педагогической деятельности. После чего он в течение двух часов пространно отвечал на вопросы, проявив при этом удивительную осведомлённость о собрании горловского художественного музея. Наверное, не все знают о том, что именно в Горловке находится уникальная коллекция Николая Константиновича Рериха, подаренная московским коллекционером, включающая 28 работ. Вот с этого началось наше не просто знакомство, а долгая дружба и совместная работа.

8 В то время в здании, где размещается Гуманитарный центр Общества «Знание» раньше функционировал Дом научного атеизма. Надо сказать, что лекции по научному атеизму были для многих людей единственной возможностью прикоснуться к мировому культурному наследию и, в частности, хоть каким-то образом систематизировать свои знания о Библии. Как преображается личность человека, который задумывается над этими вопросами, описано в знаменитой повести Владимира Тендрякова «Апостольская командировка», которая была впервые опубликована в журнале «Наука и религия» (1969). Николай Семёнович неоднократно подчёркивал, что он как учёный религиовед равно доброжелательно относится ко всем религиозным мировоззрениям, прекрасно осознавая то, что в их основе всегда лежит неизбывная тяга человека к непознаваемому.

9 Именно во время встреч в Доме научного атеизма у нас родилась идея подготовить совместный цикл лекций под условным названием «Библия и культура». К этой работе было привлечено несколько специалистов, каждый из которых читал свой раздел. При помощи Николая Семёновича мне удалось подготовить свой цикл лекций «Символика христианского искусства», который я читаю до сих пор.

10 Николай Семёнович очень любил своих студентов, никогда не жалел для них времени и они отвечали ему взаимностью. После его кончины я перечитал многие из его статей и ещё раз убедился в том, какими глубокими познаниями обладал этот человек. Особенно меня поразила расшифровка аудиозаписи его выступления на процессе в московском суде, где он выступал в качестве эксперта по делу о закрытии церкви Свидетелей Иеговы. В течение двух часов он отвечал на вопросы судьи, прокурора, адвокатов со стороны истца и делал это настолько в свободной непринуждённой манере, что сумел поразить всех присутствующих на процессе. Нужно было обладать невероятным гражданским мужеством, чтобы в период огосударствления межрелигиозных отношений встать на сторону гонимой религиозной организации.

11 Николай Семёнович навсегда останется в моём сердце выдающимся учёным, мужественным человеком и настоящим гражданином своего Отечества.

2 Как известно, развитие науки заключается в нахождении новых явлений природы и общества, в открытии тех законов, которым они подчиняются. Чаще всего это осуществляется благодаря тому, что находят новые методы исследования. Создание чего-либо нового, до этого не существовавшего, мы относим к творческой деятельности человека, и это признаётся наиболее высокой духовной деятельностью людей. Одарённость к творческой деятельности и определяет талантливость человека, и не только как учёного, но также писателя, художника, музыканта, и даже полководца и государственного деятеля.

3 Одарённость и талант Н. С. Гордиенко не вызывает сомнений. Однако зададимся вопросом, можно ли талантливого человека заменить коллективом менее способных людей и при этом успех их научной работы в полной мере может быть обеспечен её хорошей организацией, т.е. заменить качество количеством? На практике это и проще, и надёжнее, чем возиться с гениями, которые к тому же часто бывают непокладистыми людьми.

4 Такую точку зрения приходится слышать от очень ответственных общественных деятелей. В ней есть доля правды, так как хорошо организованные институты, несомненно, способствуют развитию науки. Но мы не полагаем, что научные институты могут успешно работать без крупных руководителей и ведущих учёных. Войскам без хорошего полководца не удаётся побеждать. Так и в науке. Может ли армия учёных успешно завоёвывать природу без своих крупных полководцев?

5 Если бы мы умели определять творческие способности человека количественно, то могли бы решать важную задачу по организации науки, а именно предопределять возможность решения той или иной научной проблемы в зависимости от качества, творческих способностей подобранных кадров. Пока, к сожалению, мы не умеем количественно решать такие задачи. Но житейский опыт показывает, что успех работы научного института полностью зависит от творческих качеств подобранного коллектива. И, если низок потенциал руководителя, творческая деятельность научного учреждения почти сразу становится практически никчёмной. Но также справедливо и обратное — появление даже одного крупного учёного сразу будет сильно повышать эффективность деятельности всего коллектива.

6 Действительно, история науки показывает, как хорошо подобранная школа научных работников (обычно она создаётся крупным учёным) исключительно эффективно двигает науку вперёд. Ярким примером такого рода была школа, созданная Н. С. Гордиенко в Педагогическом институте (ныне университете) им. А. И. Герцена.

7 Рассматривая эффективность деятельности научного учреждения, не следует упускать ещё один существенный фактор, необходимый для успешной творческой деятельности людей как науки, так и искусства, — это здоровую общественную оценку творческих достижений. Поэтому эффективная творческая работа как в науке, так и в искусстве, невозможна без участия широкой культурной общественности.

8 В нашем социуме, где, как утверждают властители телеэкранов, должна царить свобода, имеется ли большой спрос на научное понимание общественных проблем, востребованных со стороны значительной части сообщества?

9 Исторический опыт показывает, что число людей, обладающих достаточными творческими способностями, чтобы оказывать заметное влияние на развитие как науки, так и искусства, очень мало. Это видно на примере отношения числа научных работ, которые печатаются, к числу научных работ, которые действительно оказали влияние на развитие науки. То же относится к числу написанных художниками картин, тех, которые можно назвать произведениями искусства.

10 Маркс объяснил исключительно высокую стоимость шедевров больших мастеров тем, что в их цену входят расходы на всё то большое количество написанных картин, которые не имеют художественной ценности. Такой же жёсткий отбор достойных произведений происходит и в литературе, и в музыке.

11 Очевидно, чтобы в стране успешно развивались наука и искусство, должен существовать большой набор научных работ и произведений искусства, чтобы из них происходил отбор той небольшой части, которая только и двигает науку и развивает художественную культуру. Для этого отбора и должно существовать здоровое общественное мнение, которое могло бы справедливо и квалифицированно оценивать лучшие работы.

12 Поэтому здоровая организация науки в стране обеспечивается не только хорошими условиями для научной работы. Это должно делаться на основании изучения опыта деятельности больших учёных и больших организаторов научной работы, каким и был Н. С. Гордиенко.

13 Н. С. Гордиенко не только утверждал, но и претворял в жизнь принцип, гласящий, что организации науки нельзя давать развиваться стихийно, нужно изучать закономерности развития коллективной научной работы, мы должны уметь отбирать творчески талантливых людей.

14 Самое важное и трудное в организации науки — это отбор действительно наиболее творчески одарённой молодёжи и создание тех условий, при которых её талант мог бы быстро развернуться в полную меру. Для этого нужно уметь оценивать творческие способности у молодёжи, когда она только начинает свою научную работу. Основная ошибка, которая тут нередко делается, это то, что у молодежи её познавательные способности и эрудиция часто принимаются за творческие качества. Все, кто знал профессора Гордиенко, признают его виртуозное умение распознавать перспективную творческую молодёжь и способствовать её научному росту.

15 Жизненный опыт показывает, что в оценке творческих качеств молодых учёных и проявляется основной талант руководителя научного института. Без этих способностей учёный не может подобрать сильный научный коллектив для своей школы.

16 Несомненно, Н. С. Гордиенко был одним из одарённых организаторов науки, и его главный талант состоял в умении отбора молодых учёных по их творческим способностям. Николай Семёнович умел правильно оценить характер способностей молодого учёного, что исключительно важно для успешного развития его творческого дарования.

17 Отвечая на вопрос, поставленный в начале о роли личности в развитии науки, и подводя итог сказанному, приходим к заключению, что хотя путь науки предопределён, но движение по этому пути обеспечивается только работами очень небольшого числа исключительно одарённых людей. Очень важно для успешного развития науки создание благоприятных условий для развития природных талантов учёного, для этого надо делать творческую работу привлекательной. В этом важную роль должны играть общественные и религиозные организации, которые давали бы учёным почувствовать, что их деятельность нужна и полезна человечеству. Вспоминая Н. С. Гордиенко, надо признать, что он нашёл своё достойное место во всех этих непростых процессах организации и развития той области науки, которой преданно служил, — научного исследования религии.

2 Известный учёный-религиовед, педагог высшей школы, большой патриот Украины, доктор философских наук, профессор Николай Семёнович Гордиенко родился 25 января 1929 г. в селе Андреевка, что на Харьковщине.

3 Невзирая на то, что судьба с 1948 г., когда он поступил на философский факультет Ленинградского государственного университета, связала его до конца жизни с Ленинградом-Петербургом, в частности, с деятельностью в педагогическом институте им. А. И. Герцена, Николай Семёнович оставался всегда в душе и помыслах своих искренним украинцем. Во время встреч на Украине он пользовался только её соловьиным языком, любил украинские песни, часто, почти ежегодно, где-то до 75 лет, приезжал в Украину, хотел побольше познать её историю и красоты природы, путешествуя по просторам родного края.

4 Здесь было много научных работников-религиоведов, которым, как научный руководитель или как оппонент он дал путёвку в научную жизнь. Его спецкурсы слушали студенты религиоведческой специализации Национального университета им. Т. Г. Шевченко, учились по его учебнику.

5 Николай Семёнович не просто приезжал на Украину. Он здесь находил отраду своей украинской душе. Дружил семьями с Танчерами, Лобовиками, Дулуманами, Колодным-Филипович [семьи известных украинских учёных-религиоведов. — прим. сост.] и другими. Когда Гордиенки приезжали в Киев, то здесь даже возникала своеобразная конкуренция между теми семьями, которые хотели бы пригласить их к себе. Потребности в гостинице они не имели! Святыней для Н. С. Гордиенко была Каневская могила Кобзаря. Он неоднократно ездил к высокой круче над Днепром, где покоится наш Тарас. Любил Киев, его исторические памятники, его людей.

6 В религиоведческих кругах Украины Николая Семёновича знают в первую очередь как знатока православия. Книги и брошюры учёного по проблемам этой конфессии печатались также и в украинских издательствах, а статьи — в разных журналах и научных сборниках. Н. С. Гордиенко часто приезжал на Украину для участия в работе научных конференций, выступления на теоретических семинарах, для консультирования молодых научных работников-религиоведов.

7 Ленинградскому (Санкт-Петербургскому) государственному педагогическому институту (университету) им. А. И. Герцена учёный-педагог отдал большинство лет своей жизни. Здесь он в течение десятков лет заведовал кафедрой, потом стал почётным профессором.

8 Николая Семёновича можно по праву назвать «религиоведческим трудоголиком». Правомерность такой оценки удостоверяют не только сотни его научных трудов, среди которых до двух десятков монографий (к тому же, напечатанных и за рубежом), но и многообразие сфер его научного поиска, в каждой из которых он достигал значимого результата, написание им учебников и учебных пособий, подготовка около 60 специалистов докторского и кандидатского уровня, оппонирование где-то свыше сотни диссертаций, чтение лекций не только в вузовской, но и в массовой аудитории, широкий тематический диапазон его научных докладов на конференциях.

9 Не верится, что, позвонив по телефону Николаю Семёновичу Гордиенко в Санкт-Петербург, уже не услышишь голос родного для украинских религиоведов человека, не сможешь найти его поддержку, не встретишь его в Киеве или где-то ещё на научной конференции.

10 Однако учёные не умирают! Их душа — плоды их трудов — остаётся потомкам для изучения и применения в снятом виде в дальнейшем научном поиске, развитии религиоведческой науки. Николай Семёнович останется в памяти всех тех, кто знал его, общался с ним лично или через его научные труды. Николай Семёнович призывал нас к творческому сотрудничеству. Это сотрудничество будет своеобразным памятником ему.

2 Мне хотелось бы остановиться на одной из многогранных сторон деятельности профессора Николая Семёновича Гордиенко. На протяжении последних десяти лет под научным руководством Н. С. Гордиенко и при большой организационной работе председателя НМС доцента В. Г. Шарова учёные-религиоведы с участием представителей администрации и общественных организаций ежегодно проводили в Санкт-Петербурге научные конференции, вносившие немалый вклад в научное обобщение и анализ религиозной жизни России. Мне памятны конференции «Свобода совести в век российского парламентаризма», «Свобода совести, религии и церкви на постсоветском пространстве», «Свобода совести и религиозная жизнь в Российской Федерации: 20 лет спустя. 1991–2011 гг.», на которых звучали очень яркие, блистательные речи профессора.

3 Научно-методическому совету по религиоведению общества «Знание», где почётным председателем являлся Н. С. Гордиенко, удалось провести немало международных конференций, в которых приняли участие многие представители научной и религиозной общественности из европейских стран и американского континента, внёсших серьёзный вклад в международное понимание религиозной проблематики. Интернациональная научная связь имеет чрезвычайно важное значение для развития человеческой культуры. История науки показывает, что оценка достижений крупных учёных всегда лежала за пределами национальных границ.

4 Недостаточно учёному сделать научное открытие, чтобы оно оказало влияние на развитие мировой культуры, — нужно, чтобы в стране имелись определённые условия и существовала нужная связь с научной общественностью за границей. Если этих условий нет, то даже такие замечательные научные работы, какие делал, например, М. В. Ломоносов, не смогут оказать влияние на развитие мировой культуры. Эти условия, которые были необходимы во времена Ломоносова, важны и в наши дни.

5 В различных странах имеются свои группы научных работников, которые находятся при университетах, академиях или других научных институтах. Поскольку каждая научная область или проблема может развиваться только по определённому пути, то, чтобы не сбиваться с этого пути, приходится постепенно двигаться на основе обобщения и систематизации практического материала.

6 Сотрудничество в научной работе распределяется между коллективами учёных, работающих по данному вопросу. Жизнь неизменно показывает, что коллективная работа учёных как внутри страны, так и в международном масштабе, возможна только при личном контакте. Сейчас необходимость личных контактов между исследователями принимается как нечто само собой разумеющееся как нашими, так и зарубежными учёными. Учёному, чтобы его научная работа была признана, нужно не только её опубликовать, но он ещё должен и доказать её значение. Всё это очень успешно осуществлял профессор Николай Семёнович Гордиенко.

7 Общее движение вперёд можно сделать только при личном контакте. Как во времена М. В. Ломоносова, так и в наше время, чтобы учёный своими работами мог влиять на коллективную работу необходимо личное общение, необходим живой обмен мнениями, необходима дискуссия, всего этого не может заменить ни печать, ни переписка. Я думаю, что большинство из нас по своему опыту знает, как необходим личный контакт между людьми при согласовании творческой деятельности. Только когда видишь человека, слышишь интонацию его голоса, видишь выражение его лица, появляется доверие к работе и желание сотрудничества с ним. По этой же причине никакой учебник не может заменить учителя.

8 Я думаю, что открытий и достижений российских учёных, которые оказали должное влияния на развитие мировой науки, было у нас немало. Одним из примеров может служить научное творчество Н. С. Гордиенко, когда его научные труды издавались большими тиражами и пользовались спросом за рубежом.

9 Быстрый рост наук возможен не только благодаря росту материального благосостояния людей, но и развитию средств связи между странами. Все учёные хорошо понимают, что и по сей день без книги невозможно ни распространение, ни сохранение научного опыта и научных достижений, а без этого, конечно, наука не может полноценно развиваться. По сей день коллективный труд учёных в международном масштабе является основным фактором, обеспечивающим быстрый рост науки.

10 Отличительное качество научной работы Н. С. Гордиенко в том, что она так же была полезна научному работнику, как и студенту. Он был очень щедрым учителем, давал идеи, вдохновлял и поддерживал своих учеников. Основные его труды относятся к теоретическому религиоведению, его работы до сих пор имеют значение и считаются классическими. Профессор Гордиенко — не только выдающийся религиовед, но и крупный общественный деятель.

11 Чаще всего в жизни мы наблюдаем, что только в молодости у человека наиболее ярко проявляется темперамент, который побуждает его двигаться вперёд, поэтому молодёжь, в особенности в студенческие годы, является наиболее подвижной частью человечества. Под старость человек хочет жить спокойно. С Н. С. Гордиенко этого не случилось. Он был борцом до конца жизни, и чем он становился старше, тем более рьяно он боролся за идеи, подвигающие людей к движению вперёд. Вот эта необычайная черта в нём меня всегда поражала и вызывала глубокую симпатию и уважение.

12 Я думаю, что его главное достоинство заключается в том, что его содержание тесно связано с запросами современного религиоведения, которое нерасторжимо связано с запросами жизни. Николай Семёнович обладал уникальным даром: не искать недостатки в других, а напротив, помогать обнаружить и развить лучшие, сильные стороны души собеседника, невзирая на то, разделяет он мировоззрение оппонента или нет. Мне, как пастору христианской церкви, этот урок не показался малозначимым. Прихожане церкви часто нуждаются в наставлении. С годами стирается грань между наставлением и нравоучением. Благодаря именно учительскому дару Николая Семёновича, в моей душе словно освежилось понимание своего призвания.

13 Много раз я получал истинное наслаждение наблюдать учителя в работе на заседаниях совета или при посещении религиозных организаций, где ярко проявлялся этот дар. Порой внешне безобидный юмор мог обозначить принципиальное и обоснованное несогласие учителя, при этом избежав бессмысленного спора. Николай Семёнович предпочитал дать время на осознание своих доводов. У мудрости свои пути. Настало время и мне осознать, рядом с каким человеком довелось трудиться.

2 Мне Николай Семёнович запомнился как замечательный, добрый и отзывчивый человек. До конца своих дней он был человеком неукротимой энергии, заряжал людей позитивностью. Это был очень светлый человек, всегда очень внимательный к людям, отзывчивый, всегда приходивший на помощь. Он был прекрасным собеседником, с которым можно было говорить на разные темы: религии, политики, искусства. Был замечательным тамадой, с большим мастерством пел украинские песни.

3 Я знаю Николая Семёновича как большого учёного — историка религии и специалиста по ряду конфессий. Помимо исследования деятельности Русской православной церкви, Н. С. Гордиенко большое внимание уделял и проблеме эволюции отношений между государством и церковью. Основная тематика его научных исследований: атеизм, история русского православия, проблемы философии, этики, свободомыслия и религиоведения. Всего им было опубликовано около 300 научных работ.

4 Помимо научной деятельности, Николай Семёнович вёл и большую общественную работу. Очень рано он стал лектором общества «Знание». Достаточно сказать, что, будучи ещё студентом 2 курса Ленинградского государственного университета им. А. А. Жданова, он уже читал лекции по истории и современному состоянию религии. Сначала это были лекции по происхождению религии и истории появления отдельных конфессий. Однако затем он больше сосредотачивался на теме русского православия, его истории, вероучения и взаимоотношений с государством. Он написал и издал несколько книг по истории православия и его роли в истории Русского государства.

5 С 1997 по 1999 гг. Николай Семёнович организовал и проводил курсы по подготовке преподавателей факультативов для средних учебных заведений по истории религии. Обучение на курсах прошли более 200 человек. Работал он и с представителями СМИ, которые писали по вопросам государственно-церковных отношений. Заботясь о научных и лекторских кадрах, Николай Семёнович разрабатывал программы по повышению квалификации преподавателей вузов. Много лет был членом правления МОО «Общество „Знание“ СПб и ЛО». За плодотворную работу в Обществе «Знание» неоднократно был награждён грамотами. А в 2010 г. и в связи с 80-летием он был награждён серебряной медалью имени Образцова за вклад в просветительскую деятельность.

6 Будучи крупным учёным-религиоведом, Николай Семёнович часто привлекался в качестве эксперта во время судебных заседаний. Он выступал в качестве такого эксперта на судебном слушании в Головинском районном суде г. Москвы по делу организации Свидетели Иеговы. Выступал международных конференциях, таких как «Религиозная ситуация на северо-западе России и в странах Балтии: традиции и современность» и др., на которых рассказывал о нормах Конституции РФ и их реализации, выступал на заседаниях круглых столов по вопросам религии и свободы совести. Особое внимание Николай Семёнович уделял проблемам межконфессиональных отношений. Мне запомнился его доклад в июле 2008 года на такой конференции в Санкт-Петербурге, проходившей под эгидой Международной Ассоциации религиозной свободы, он делал доклад и на Международной научно-практической конференции «Реализация Всеобщей Декларации прав человека в России», посвящённой 60-летию принятия Всеобщей Декларации прав человека.

7 С 1990 г. Николай Семёнович был председателем, а с 2002 г. почётным председателем научно-методического совета по религиоведению Межрегиональной общественной организации «Общество „Знание“ Санкт-Петербурга и Ленинградской области», кроме того, многие годы он возглавлял Санкт-Петербургское городское отделение Российского объединения исследователей религии. О том, что в научных кругах он пользовался большим авторитетом и уважением, свидетельствует тот факт, что Н. С. Гордиенко состоял членом трёх докторских диссертационных советов. Под его непосредственным руководством защитилось почти семьдесят кандидатов и докторов наук.

8 Не могу не отметить, что Николай Семёнович никогда не изменял своим духовно-нравственным позициям. Он никогда не скрывал, что является не только неверующим, свободным от религиозных предрассудков, но более того — атеистом. Причём атеистом сознательным и последовательным. Когда многие вчерашние атеисты, изменив своим убеждениям, исходя из конъюнктурных соображений, в одночасье стали верующими, Николай Семёнович остался на прежних позициях здравомыслящего учёного. Некоторые его знакомые упрекали его за то, что он, якобы борец с религией, в последние годы, стал защищать протестантские церкви. Однако правда состоит в том, что он, руководствуясь положением Конституции о том, что все религиозные объединения в нашей стране равны перед законом, защищал эти церкви от неоправданных гонений на них со стороны властей и Русской православной церкви.

9 Николай Семёнович Гордиенко всегда будет для нас образцом учёного, публициста и общественного деятеля, борющегося за возрождение новой великой России.

2 В первый раз я встретился с Николаем Семёновичем Гордиенко двадцать лет назад, когда пришёл на его лекцию по религиоведению. Это был переломный период моей жизни, когда я из стихийного атеиста превратился в религиозного человека и решил в профессиональной деятельности перейти из области техники, где проработал тридцать лет, в гуманитарную область. Вот как это произошло.

3 Обстоятельства заставили меня задуматься над вопросом о происхождении мира: могли ли красота, сложность, разнообразие и гармония природы возникнуть путём генных мутаций (т.е. случайных ошибок)? Будучи знакомым с теорией вероятности, я был вынужден признать, что этот путь совершенно невероятен и, стало быть, должен существовать некий Всевышний Дизайнер. В это время один из моих коллег познакомил меня с учением новой религии с непривычным для русского уха названием «Бахаи» (оно происходит от арабского слова «баха», означающего «слава», «сияние»). Выяснилось, что центральной идеей этого учения является идея единства в разных его аспектах (единство источников религий Откровения, единство рода человеческого и т.д.), а среди основных практических задач — построение Царства Божия на Земле.

4 Из чтения религиозной литературы мне стало ясно, что это Царство характеризуется справедливостью, миром, братством и благосостоянием граждан и, значит, подобно коммунизму, который мы так неудачно пытались построить в нашей стране. Мне пришла в голову формула: «Коммунизм есть Царство Божие, но без Бога». Очевидно, что такая формула не могла привести к успеху. С другой стороны, создание Царства (а оно в моём сознании представлялось, как «Коммунизм плюс Бог») обязательно должно увенчаться успехом. Для того чтобы активно участвовать в этом строительстве, я и стал бахаи.

5 Чтобы строить, надо знать, а чтобы знать, надо учиться. Поэтому я поступил на курс по подготовке преподавателей мировых религий, который в начале 1990-х годов читался в педагогическом институте им. А. И. Герцена. Ведущим преподавателем на курсе был профессор Гордиенко, заведующий кафедрой истории религии и атеизма. Уже на первой же лекции он произвёл на слушателей неизгладимое впечатление не только прекрасным знанием материала, но и нешаблонным подходом к его изложению.

6 Первая же его фраза была для нас неожиданной: «Атеизм себя исчерпал». Далее последовало объяснение этого тезиса. На протяжении всего Нового времени атеизм способствовал преодолению обветшалых религиозных догм и ускоренному развитию науки. Однако в условиях атеизма человечеству не удалось удержать необходимый уровень морали, что привело к наблюдаемому сейчас опасному падению нравственности. Распространение воинствующего атеизма привело к кровавому преследованию церкви и священнослужителей во многих странах и создало предпосылки для установления безбожных культов (личности, идеологии, денег, потребительства и т.д.), тогда как религия (в частности, христианство) противодействовала этому, утверждая: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи». И всё-таки наступление атеизма на религию не привело к его решительной победе: религия устояла и опять восстанавливается зримо (в виде церквей и храмов) и незримо (в виде внутренней религиозной веры в человеческих душах). Настало время, говорил Николай Семёнович, прекратить взаимные нападки и с полной терпимостью относиться к любым верованиям, если они не приводят к нарушению законов страны. Собственным примером он показывал, как надо отстаивать эту принципиальную позицию толерантности, несмотря на нападки с многих сторон.

7 Николай Семёнович учил нас истинно и широко понимать термин «свободомыслие» — как свободу и право человека мыслить в соответствии со своими убеждениями, причём не только атеистическими, но и религиозными, руководствуясь своей верой и совестью. Атеизм ведь тоже вера, только не в то, что Бог существует, а в то, что Его нет.

8 Мы могли убедиться в том, что Николай Семёнович отличался прямотой суждений и стремлением к истине. Приведу один характерный пример. В качестве иллюстрации к политике нашего государства в области религии, Николай Семёнович рассказал нам о таком случае. Когда в 1961 году создавалась очередная программа партии, то была поставлена не только задача построения к 1981 году коммунистического общества в нашей стране, но и задача за пять лет искоренить религию как таковую и даже упоминание о ней. Была создана группа специалистов в области религии и атеизма (в её состав пригласили и Николая Семёновича), которой поручили разработать пути и средства решения этой второй задачи. Группу на один месяц разместили в подмосковном санатории, так что её участники имели прекрасную возможность работать индивидуально и в малых группах, а также собираться всем вместе для всесторонних обсуждений. В итоге работы группа представила проект раздела о религии, но честно и обоснованно отметила, что поставленная перед ними задача — обеспечить торжество атеизма — не имеет решения.

9 Будучи признанным экспертом в области религии и атеизма, Николай Семёнович традиционно включался в состав советских делегаций, направляемых на международные конференции. Поэтому он посетил большое число стран и имел возможность реально знакомиться с особенностями их религиозной жизни. Своим обширным опытом он щедро делился с нами, слушателями его лекций и бесед.

10 Особенно ярко излагал он вопросы сравнительного религиоведения, причём в каждом из религиозных направлений он отмечал зёрна истины и для описания каждого из них находил добрые слова. В частности, весьма позитивно отзывался он о религии Бахаи и даже посвятил ей две свои брошюры. Память о нём как о крупном учёном, талантливом педагоге и замечательном человеке навсегда останется в сердцах его многочисленных учеников и коллег.

2 Николай Семёнович Гордиенко известен многим в России и за рубежом. Он был почётным профессором Российского государственного педагогического университета им. А. И. Герцена, доктором философских наук, старейшим отечественным религиоведом.

3 Его труды давно стали классикой отечественного религиоведения и на них выросло не одно поколение учёных-религиоведов. Общеизвестна его неутомимая и кипучая общественная деятельность. Без него не проходило ни одно из значимых научных мероприятий в Советском Союзе и в нынешней России в области религиоведения. На его неизменную поддержку с момента своего возникновения опиралось Российское объединение исследователей религии.

4 Его мужество, стойкость и убеждённость в отстаивании и защите принципов свободы совести, научного мировоззрения и духовной свободы являются примером высокого служения идеалам науки и человечности. Наша общая задача — продолжить дело жизни и научного подвига нашего Учителя и друга.

2 Шутливые слова, вынесенные в название этой заметки, иногда произносятся в кругу нынешних российских религиоведов, как бы подчёркивая специфичность такого отношения к религии, которое не обязывает быть верующим, но предполагает «нешутейное» вдумчивое вхождение в мир религий путём его исследовательского постижения. Многими окружающими такой род занятий воспринимается с недоумением или с какими-то скептическими суждениями: дескать, как можно научно изучать то, что основано на исповедании веры, да ещё и лично пребывая зачастую вне любого исповедания. Оттого и звучит слово «религиовед» сродни диагнозу какого-то странного состояния — вроде, люди как люди, даже вполне приличные, а вот на тебе: религиоведы…

3 Николай Семёнович Гордиенко, профессор и доктор философских наук, при мне пару раз иронично произносил эту фразу, не им придуманную, но временами отвечавшую настроению этого настоящего религиоведа, когда слишком уж «доставали» досужие разглагольствования разных любителей предъявлять голословные претензии к недавним «профессиональным атеистам», якобы перекрасившимся в профессиональные религиоведы. Гордиенко вообще любил точные, остроумные или попросту сказанные к месту афористичные фразы, — будь-то на русском и украинском языках, а то и по-латыни, по-английски или на каком-то другом языке. С его уходом из жизни это вспоминается не реже, чем его исследовательские высказывания. И говорить о Николае Семёновиче хочется не в печальной интонации, а так, как было привычно в живом общении с ним — серьёзно, но без притянутого пафоса, иногда и с улыбкой.

4 Обычно о людях, с которыми довелось быть знакомым и общаться, вспоминается прежде всего то, чем они оставили след в твоей собственной биографии. Наверное, субъективная ценность другого человека для вспоминающего о нём определяется именно личным впечатлением, тем как повлияло общение с ним на собственные мысли, слова и поступки. Поэтому чаще всего воспоминание начинается со слов: «Я знал имярек столько-то лет…», — подразумевая за этим и тесные добросердечные отношения.

5 Я не могу похвалиться постоянными и непосредственными отношениями с Николаем Семёновичем Гордиенко, хотя был лично знаком с ним свыше тридцати лет, а с учётом заочного знакомства (по его научным публикациям) — и того больше. Не был я ни студентом, слушавшим лекции профессора Гордиенко, ни его аспирантом или соискателем учёной степени под его научным руководством, ни его сослуживцем по кафедре или вузу. Да и возрастная разница между нами была на уровне поколений отцов и детей.

6 Но практически с первой очной встречи в 1981 году и до последнего месяца его жизни мы общались друг с другом, иногда с большими интервалами, иногда очень часто — зависело от того, что становилось поводом для этого общения. Естественно, намного чаще обращался к нему я, как младший и по возрасту, и по статусу, и просто как менее опытный и менее знающий. Обращался, когда была нужна поддержка, когда был нужен совет.

7 Уже став преподавателем, я дважды имел возможность заниматься в группе под руководством профессора Гордиенко в Институте повышения квалификации при Ленинградском госуниверситете — один раз в первой половине 1980-х, а затем на излёте «перестройки» в 1990 году. Вот тогда я смог оценить мастерство Николая Семёновича не только как блестящего лектора, но в первую очередь как глубокого аналитика, очень проницательно разбиравшего перед взрослыми и вполне компетентными слушателями те извивы религиозной ситуации в стране, которыми были наполнены 1980-е годы. Было у меня и сотрудничество с ним на научной почве. Гордиенко стал первым официальным оппонентом при защите мной кандидатской диссертации в 1986 году, он же был одним из поддержавших меня оппонентов моей неудавшейся докторской диссертации шестнадцать лет спустя, и он же выступил рецензентом на так называемой «предзащите» второй моей докторской, которую я довёл до успешного результата в 2006 году. Все эти события для меня сопряжены с очень интересными и содержательными консультациями, полученными от Николая Семёновича. Особенно, когда была неудача — вот уж никакой соболезнующей «словесности» я от него не услышал, напротив, деликатно, но очень строго он мне разъяснял сделанные промахи и как бы подготавливал к дальнейшему движению. За это я навсегда сохраню ему свою глубокую признательность.

8 Не было ни разу, чтобы в ответ на свои обращения к нему я встретил не то чтобы отказ, просто невнимательное выслушивание или какие-то дежурные слова-отговорки. Всегда Николай Семёнович терпеливо позволял выговориться, задавал, если требовалось, такие уточняющие вопросы, которые снимали многословность объяснений, и очень чётко высказывал своё мнение. Если затруднялся сделать это сразу, предлагал обратиться к нему попозже, никогда не забывал об этом и вскоре уже был готов «во всеоружии» дать свой ответ. Честно говоря, по молодости я не сразу смог оценить роскошь такого стиля общения. Став старше и набравшись своего собственного разнообразного опыта, понял, насколько повезло мне быть знакомым с таким человеком, как Гордиенко.

9 Дело тут не только в безукоризненном соблюдении им каких-то писаных и неписаных правил общения, что само по себе есть нормальное качество любого порядочного человека. Здесь имело место ещё и другое. Мы ведь общались преимущественно на темы, так или иначе связанные со сферой нашей общей деятельности, с кругом интересов, определяемых профессиональной принадлежностью к среде гуманитариев, избравших своим поприщем нелёгкое дело научного изучения религии. А в сфере профессиональной деятельности могут складываться, как известно, такие взаимоотношения, которые далеко не всегда побуждают к откровенному и бесконфликтному обсуждению интересующих вопросов и ситуаций.

10 Не буду говорить обо всех областях научного мира, хотя подозреваю, что картина везде имеет нечто сходное, но в среде отечественных гуманитариев-обществоведов, к коим относится и большинство исследователей религии, нравы довольно жёсткие, а иногда и жестокие. При несомненной личной увлечённости общим предметом исследования люди в этой среде обычно ревниво относятся к «собратьям по разуму». И если порой в «мирной» обстановке при случае друг у друга выискиваются промахи и слабые стороны, что уж говорить тогда о ситуациях явной конфронтации.

11 Так вот, насколько мне удалось узнать Николая Семёновича, он в этих «делах» всегда занимал максимально взвешенную позицию. Не думаю, что он оказывался совсем свободен от личных симпатий или антипатий, от пристрастности или безразличия — он был, что называется, нормальный человек, с какими-то своими несовершенствами. Но берусь утверждать, что это был человек с чувством меры. Его тактичность и корректность не были наигранными. Его неприятие чьей-либо позиции не переходило в придирки и нападки, хотя он и не был «по-добренькому» уступчив.

12 Уверен, что человеческие и научные качества любого учёного на ниве гуманитарного знания всегда пребывают в какой-то сложноустроенной взаимосвязи. Это не означает, что поголовно все, например, специалисты по этике как науке о морали сами нравственно исключительно безупречные люди. Не означает это и автоматически высокого уровня учёности у всякого по-житейски порядочного человека, трудящегося в сферах науки и образования. Но всё-таки есть какое-то незримое «перетекание» нравственного состояния в учёность, и наоборот. Равновесие и взаимодополняемость этих качеств и создают тип такого учёного человека, который удерживается в любых ситуациях от недостойных поступков.

13 Чтобы понять и оценить научные качества профессора Гордиенко, недостаточно просто посмотреть на названия его трудов, тематику диссертаций его аспирантов и докторантов, на записи его публичных выступлений. При поверхностном восприятии такое обозрение может стать, чего там скрывать, скорее поводом для саркастической реакции — многие названия звучат довольно одиозно для сегодняшнего слуха. Однако, если есть желание действительно разобраться, то имеет смысл задуматься над обстоятельствами, в которых проходил научный рост Николая Семёновича, и попытаться понять его самого в этих обстоятельствах.

14 Одним из ключевых слов здесь будет «философия». Гордиенко получил философское образование, т.е. вошёл в мир философских знаний, когда в нашей стране доступна была только одна философская система и был только один «гениальный теоретик», который «развил и двинул вперёд» философию. И нравы на «философском фронте» были соответствующие. Вряд ли в ту пору Николай Семёнович осознанно уклонялся от риторики тогдашнего философствования. Скажем, темой одной из его курсовых работ было «Разоблачение А. Я. Вышинским софистики американских дипломатов». Дипломная работа, с которой он окончил Ленинградский университет в 1953 году, была на тему «Вопрос о соотношении дедукции и индукции в русской логике второй половины XX века». Таким трудом он завершил свою специализацию по кафедре логики. Изучение логики всегда имело для Николая Семёновича немаловажное значение.

15 Со студенческих пор Гордиенко установил для себя (как-то он мне говорил об этом), что свойством научности мышления является понятийная чёткость и аргументированность высказываний. Связав свой дальнейший путь с философскими науками, Николай Семёнович впоследствии многократно встречался в литературе и в профессиональном общении с разными стилями философского языка, в том числе находящимися на грани «потока сознания», когда о чёткости и доказательности говорить не приходится, а философствование направлено не на получение обоснованного вывода, но на сам процесс «речевых практик». Не помню, чтобы при мне Гордиенко размашисто критиковал модную философскую стилистику (дискурсы постмодернизма и прочих «-измов»). Может, кто другой это от него и слышал, но у меня осталось впечатление, что он, признавая за коллегами по «цеху» право самовыражаться на свой манер, просто ставил себя вне новомодных изысков и сохранял верность принципу ясности изложения. Поэтому любые его публикации обращают внимание читающего присущей им логичностью, строгой последовательностью мыслей, хорошей организацией научного аппарата и доступностью текста.

16 Увлечение логикой стало для Николая Семёновича и «мостиком» к освоению знаний о религии. Из того, что я от него слышал о его детстве и юношестве, запомнилось, что ни особого интереса к религии, ни её страстного отвержения в молодые годы у него не было. Наверняка элементарное присутствие в семейном кругу каких-то отсылов к религиозным традициям существовало, сам он был крещён по православному обряду. Но как советский молодой человек, чьё взросление пришлось на годы Великой Отечественной войны, а среднее и потом высшее образование носило совершенно безрелигиозный характер, он не испытывал некой сокрытой потребности в религии. А вот научные занятия, вкус к которым появился с получением философского образования, пробудили у него вполне рациональный и познавательно ориентированный интерес к религиозной тематике.

17 Работая над кандидатской диссертацией об истории преподавания логики в Санкт-Петербургском университете, Гордиенко детально ознакомился с наследием русского философа первой половины XX века Александра Галича, который не только преподавал логику, но был исследователем различных философских учений и претерпел гонения за попытку их объективного изложения, игнорируя религиозно мотивированную критику этих учений. Николай Семёнович разыскал неизвестные на то время архивные материалы о Галиче, среди которых обнаружил свидетельства негативной церковной позиции в решении судьбы философа. С этого начался его научный интерес к устройству и деятельности православной российской церкви.

18 В 1956 году Гордиенко стал кандидатом философских наук, защитив диссертацию на тему «Философские и логические взгляды Александра Ивановича Галича». У него, кстати, не было, как принято сейчас, научного руководителя, который бы не только консультировал молодого исследователя, но и курировал прохождение диссертантом разных «острых углов». А затем наступил «преподавательский» период его биографии, длившийся всю последующую жизнь. Сразу после окончания философского факультета он работал учителем в одной из ленинградских школ. А с 1957 г. стал вузовским преподавателем.

19 Судьба советского выпускника философского факультета, да ещё и с учёной степенью, могла сложиться по-разному. Если он состоял в рядах КПСС, то с карьерной точки зрения удачным продолжением бывал переход на комсомольскую или партийную работу (зависело от возраста и степени доверия), и дальнейшее движение шло по стезе, подчас уже очень далёкой от философии. Но чаще это была преподавательская деятельность, как носителя марксистско-ленинской идеологии, которую следовало распространять в средней специальной и в высшей школе, как тогда говорилось, «через предмет». Существовала целая обойма учебных дисциплин по социальным и гуманитарным наукам, где находилось применение философски образованным преподавателям. Гордиенко вёл занятия по философии, читал лекции по этике, по эстетике, по логике — ситуация, знакомая множеству философов-преподавателей, независимо от их базовой специализации превращавшихся в «многостаночников». Поэтому, когда в вузах страны стали вводить изучение «Основ научного атеизма», данная учебная дисциплина лишь пополнила набор читаемых лекционных курсов. Никаких особо подготовленных специалистов по научному атеизму для вузов на рубеже 1950 и 1960-х годов ещё не было. Большинство «знатоков» принадлежало к идеологическим кадрам пропагандистов-антирелигиозников, ожидать от них научного осмысления вопросов религии и содержательного преподавания не приходилось.

20 Вузовские обществоведы, хоть как-то знакомые с религиозной тематикой, получили востребованность. Гордиенко принадлежал к их числу. Он не только составил лекционный курс по научному атеизму и читал лекции по этому предмету, но и занялся изучением текущей религиозной ситуации в стране. Имея определённый опыт знакомства с материалами о дореволюционной православной церковности, он заинтересовался современным состоянием Русской православной церкви, обнаружил свидетельства модернизации церковной идеологии, собрал обширный материал об этом и к 1964 году подготовил докторскую диссертацию «Критический анализ модернистских тенденций в современном русском православии».

21 И тут возникла некая коллизия, в результате которой доктором философских наук Николай Семёнович стал только в 1970 году. Причём, это не были какие-то гонения, идеологическая критика или житейские препятствия как причины такой «пробуксовки». В карьерном плане движение шло вполне успешно — ко времени защиты докторской диссертации Гордиенко с 1967 года ещё как доцент был уже заведующим кафедрой научного атеизма, этики и эстетики (позднее кафедра истории религии и атеизма; ныне кафедра религиоведения) в Ленинградском государственном педагогическом институте им. А. И. Герцена, известным учёным, автором множества научных публикаций.

22 Лучше всего понять ситуацию может, конечно, человек, знакомый с нравами «аппаратных» или «номенклатурных» отношений того времени (впрочем, и ныне аналоги этих нравов вполне обыденны). Обсудить свою диссертацию на философском факультете Ленгосуниверситета Гордиенко не смог — получил отказ, объяснённый якобы отсутствием квалифицированных специалистов, способных оценить его труд. Вероятно, достижение им докторской степени воспринималось как претензия на должностное возвышение, а такое всегда встречается с неприязнью теми, кто кроме статуса мало что имеет за душой. И тогда Николай Семёнович отправился с диссертацией в Москву, предъявить работу в только что образованном Институте научного атеизма Академии общественных наук при ЦК КПСС. Встречен был доброжелательно, но и здесь движение диссертации застопорилось. Один из руководителей этого учреждения работал над сходной темой, и Гордиенко настоятельно попросили уступить первенство, что он и сделал.

23 Здесь есть важный момент для характеристики поведения не только самого Гордиенко, но и многих других учёных советского времени. Если человек относился к существовавшим порядкам с пониманием, расценивая несправедливость как издержки, но полагал действовавшую систему отношений оправданной сложившимися обстоятельствами, то он сохранял определённый диапазон возможностей.

24 Для Гордиенко, поступившего с пониманием в неприятной для него ситуации, Институт научного атеизма не стал враждебной инстанцией. В Николае Семёновиче заслуженно видели специалиста, способного дать нужную консультацию, компетентно выступить по вопросам религии и атеизма. Его приглашали к участию в престижных конференциях и других мероприятиях. Он мог публиковать свои книги. Ему способствовали и в продвижении к защите диссертации. Когда на обсуждении диссертации, на этот раз в Минске (так было рекомендовано, чтобы избежать невыгодного сравнения его основательного исследования с малопрезентабельными трудами каких-то московских деятелей), из-за ясности изложения работу не решились признать философской (философия всегда имеет репутацию чего-то заумного, а тут всё было написано чётко и понятно), — это стало лишь курьёзом, не помешавшим вскоре, там же в Минске, наконец, защитить труд «Идеология современного православия».

25 Но не поддержка, порой непоследовательная, функционеров от научного атеизма была ему опорой. Всё, чего смог достичь Николай Семёнович, он добился своим интеллектом, исследовательскими способностями, человеческой порядочностью. Постоянное самообразование и вдумчивая исследовательская работа сделали из него специалиста высокого уровня, который мог одинаково уверенно держать себя и в научном сообществе, и в вузовской аудитории, и в публичных выступлениях как лектор общества «Знание», и в кабинетах идеологических начальников или чиновников от образования.

26 И нелепо говорить, что Гордиенко и ему подобные учёные всего лишь обслуживали пропагандистскую машину коммунистической идеологии — такая примитивная картина не соответствует реальному отношению большинства людей его круга и рода занятий к своему делу. Берусь утверждать, что для Николая Семёновича стремление к познанию и интерес исследователя всегда стоял на первом месте. Сейчас можно с иронией заметить (и такое встречается), что у советских учёных, шедших в науку путём, аналогичным пройденному Гордиенко, имелись явные «образовательные прорехи», кое-что ими понималось упрощённо, могли присутствовать искажённые представления, осложняло работу и плохое владение иностранными языками. От таких претензий уйти нельзя. Но тем ценнее были их научный поиск и действительные результаты исследовательской работы, которые своей добротностью зачастую не уступали достижениям более благополучных зарубежных религиоведов.

27 Существенно также и другое — созвучие привлекательной перспективы коммунистического будущего умонастроениям и ожиданиям подавляющей массы представителей советского обществоведения. Повторю то, что уже писал в своём «Очерке истории российской социологии религии» (2008 г.). Да, периодически возникали недоумения по поводу многих нелепостей «реального социализма», неприятие одиозных идеологем, скрытая или даже временами обнаруживаемая оппозиция. Но решающим аргументом, перевешивающим любые отрицательные мотивы и сомнения, являлся сам факт длительного существования советского общества, умевшего воспроизводить себя и достигшего цивилизованности, несмотря на катастрофические внутренние и внешние потрясения. Советские ценности в виде представлений о преимуществах планового хозяйства и общественной собственности на средства производства, о моральном превосходстве над миром капитала, о передовом характере культуры, образования и здравоохранения, военной мощи, о глобальном влиянии внешней политики СССР и т.п. вполне сознательно разделяло большинство населения страны. Приверженность основным коммунистическим постулатам в их «советской редакции» оставалась по преимуществу искренней и сама собой разумеющейся и у отечественных обществоведов.

28 Николай Семёнович Гордиенко был всю жизнь и оставался до последних дней советским человеком. А советский человек — это не идеологическая фикция; за понятием стоит сложнейший комплекс социальных, культурных и духовных смыслов, которыми реально жили десятки миллионов людей в нашей стране. Гордиенко не был упёртым упрямцем, брюзжащим на всё постсоветское как на «антисоветское». Как философствующий религиовед, он очень трезво оценивал советский период, рассматривая его в качестве пронизанного утопизмом социального эксперимента, к сожалению неудавшегося, на беду сопровождавшегося неоправданным кровопролитием, но оставившего по себе не только разочарование, а и память о победах и достижениях.

29 Именно на этих основаниях и установился, как представляется, его ракурс взгляда на религию. Конечно, он был атеистом. Но атеизм Гордиенко не был сродни тупому «воинствующему безбожию», он оказывался органичным выражением его философского материалистического мировоззрения. Поэтому Николай Семёнович никогда не считал, что религия это явление искусственное, или, тем более, преднамеренное. В его понимании религия это порождение определённых обстоятельств жизни общества, это закономерный результат человеческого развития и эволюции сознания. Он считал, что в историческую длительность религии вмещается множество явлений, — как тех, что свидетельствуют о высотах человеческого духа, так и тех, что унижают людей, приносят страдания. Свою задачу как исследователя и как преподавателя Николай Семёнович видел прежде всего в том, чтобы дать объективную картину религиозной составляющей жизни общества и личности. И, при всех идеологических натяжках и информационных лакунах, что сопровождали работу советского учёного, ему это удавалось. Те, кто судил о Гордиенко лишь заочно, по каким-то клишированным фразам из его публикаций, могли высказываться с сарказмом об «этом атеисте». Те, кто лично был с ним знаком, кто учился у него, слушал его лекции и выступления, уже остерегутся от скороспелых суждений, а зачастую вспомнят Николая Семёновича с уважением к его знаниям и с добрым чувством за внимательность к собеседникам, к любой аудитории.

30 Кстати, он умел вызвать к себе уважительное отношение и среди верующих — разных религий и разных «рангов» в религиозных организациях. Знавшие Николая Семёновича это хорошо помнят. Такие православные иерархи, как ленинградский митрополит Никодим (ровесник Гордиенко) или митрополит Ювеналий видели в нём не врага, а доброжелательного оппонента, способного и желающего понять своих верующих собеседников. А общение с православным клиром у него было частым — одно время Гордиенко был научным консультантом председателя Совета по делам религий, и в этом качестве участвовал в подготовке к празднованию 1000-летию крещения Руси. По-доброму складывались его отношения и с представителями других религиозных сообществ нашей страны. В этом также свою роль играли обширные познания Гордиенко о религии. Хотя главное было в его человеческих качествах.

31 Находилось среди этих качеств место и добродушию, и умению с юмором посмотреть на разные ситуации. Он любил, в частности, вспоминать, как в Ленинградской духовной академии Русской православной церкви выпускник-иностранец, из Эфиопии, защитил богословскую диссертацию, переписав в неё книгу Гордиенко «Современный экуменизм» (добавив лишь несколько церковных документов). При этом диссертант сохранил все явно нецерковные обороты и фразеологизмы, которые были к месту в книжке светского автора, но не должны присутствовать в богословском сочинении. Николай Семёнович тогда не стал возмущаться наивным плагиатом эфиопа, а лишь шутливо предупредил руководство духовной академии: «Когда меня выгонят из атеизма, приду к Вам и потребую диплом богослова за свою работу, защищённую под эфиопским именем».

32 В постсоветское время он оставался таким же. Уважающим мировоззренческий, в том числе религиозный выбор других людей, и корректно отстаивающим свой собственный выбор. Не изменяя своим философским и жизненным убеждениям, Гордиенко твёрдо стоял на позиции неотъемлемого права людей на свободу своей духовной самореализации. Новая идеологическая преференция, которой взамен лозунгов о коммунизме стала реанимация религии, не была им принята. Но вовсе не из «атеистического анамнеза» и якобы тоски по советскому прошлому. О коммунизме как идеале он всегда говорил убеждённо, досадуя лишь на «услужливых дураков», что опаснее любого врага, так и не давших «сказку сделать былью». А неоднократно высказанное Николаем Семёновичем понимание закономерности религии и созвучия религиозного мировоззрения многим базовым потребностям людей снимает с него упрёки в антирелигиозном настроении.

33 Отпор с его стороны получала вовсе не религия, а все те же «услужливые дураки», которые ныне с усердием не по уму стремятся навязать некий единственно правильный стандарт религиозного благочестия, подобно принудительной индоктринации советских времён. Характерным примером стала уверенная полемика Гордиенко с Александром Дворкиным на заседаниях Головинского межмуниципального районного суда Москвы по поводу организации Свидетелей Иеговы в 1999 году, где философ-религиовед, защищавший религиозную свободу, выглядел куда убедительнее, чем его суетливый оппонент-дилетант со своей сектофобией.

34 Можно сказать, что Николай Семёнович Гордиенко явил собой тип исследователя религии, обусловленный биографией личности в контексте истории страны. Эта личность сложилась из сочетания в единое целое стратегии человеческой порядочности и тактики учёта конкретных обстоятельств, социального оптимизма и житейского критицизма, тяги к многомерности познания и строгости марксистских убеждений, демократизма мысли и дисциплины поведения, научной проницательности и идейной осмотрительности, уважения к верующим людям и убеждённости в преходящем характере религии.

35 Жаль, что его больше нет. Но хорошо, что он был.

(nazareth.host.sk/jw | religiophobia.appspot.com/jw)